Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тимофей Петрович медленно доживал свой век на одной из дач в пригороде Санкт-Петербурга со своей верной женой Анастасией Ивановной. Прожили они вместе больше пятидесяти лет и настолько свыклись друг с другом, что перестали уже обращать внимание на свою вторую половину. Могли пройти рядом и не заметить. Тимофей всю свою сознательную жизнь преподавал высшую математику в одном из городских техникумов, а его супруга работала там завхозом. Но лет десять назад они оба ушли на пенсию и переехали жить за город, на дачу, доставшуюся им по наследству от родителей Тимофея Петровича. Анастасия Ивановна все лето возилась в огороде, осенью готовила банки со всевозможными соленьями, а все остальное время смотрела телевизор или играла в карты со своими подругами по даче. Тимофей Петрович же не разделял увлечений жены и все больше читал газеты и размышлял о политике. Один раз он даже решил написать книгу о своем Отечестве и поделиться взглядами на происходящее в нем. Но в результате так и не смог определиться с названием произведения – «Судьбы России» уже были заняты, а ничего другого, так точно отражающего суть его размышлений, он придумать не смог.
Математика как наука Тимофея Петровича уже не интересовала, не радовала. Новых статей он не читал, а о старых стал забывать. Лишь пачки бумаг, его лекций, сложенные аккуратно в шкафу, напоминали ему о прошлой профессии. С годами появилась у него известная старческая привычка – всех критиковать, начиная со своей жены и ее стряпни и заканчивая новыми учеными и политиками.
– Не борщ у тебя, Анастасия, а свекольный суп! В борще, Анастасия, навар должен быть, мясной. А все остальное так, для красоты. И такой навар, чтобы сверху пленка образовывалась, как только ложку достанешь. А у тебя так – баланда, а не борщ… – возмущался обычно Тимофей, перед тем как съесть борщ.
– Совсем ты невыносимым стал, Тимофей. Занялся бы хоть чем-нибудь полезным, а то… Пень ты старый! Трухлявый!
– Кто?! Сама ты пень! Тьфу на тебя! Я еще… книгу напишу или статью. Ты что, забыла, каким ученым я был? – не на шутку возмутился Тимофей Петрович и замахал в воздухе руками, словно отгоняя от себя мух.
– В техникуме, ты забыл добавить! В техникуме был! Там кроме тебя математикой-то никто и не занимался. А так, в каком-нибудь институте – не заметили бы, – продолжала Анастасия Ивановна.
– Кого не заметили бы? Меня?!
– Тебя, – спокойно ответила Анастасия, уже устав от повышенного тона беседы.
– Да я докажу тебе! Я докажу, на что еще способен. Все эти молодые ученые – сопляки! Мелюзга! Я вот в свое время… – не успел он закончить, как его перебила Анастасия.
– Что ты докажешь, Тимофей? Ты, старый пень! Вот ты кто!
– Я докажу! – с пеной у рта уже не говорил, а кричал Тимофей Петрович. – Я теорему докажу. Неприступную!
– Какую еще теорему?
– Теорему Ферма! – Сказав это, бывший преподаватель сделал шаг вперед и поднял вверх указательный палец. Тимофей Петрович был весь красный. На его шее появилась большая некрасивая вена, которая пульсировала в ритм сердца. Последнее сильно напугало супругу математика.
– О Господи, уймись ты. Ерундой не занимайся, – попыталась успокоить его Анастасия. – Зря я все это начала. Извини меня, Тимофей. Я лучше тебе новый борщ сварю. Наваристый. Как ты любишь.
– Нет! Не нужен мне твой борщ. – Тимофей вскочил со стула и убежал в свой кабинет, где, закрывшись, просидел до вечера.
Анастасия уже привыкла к взрывному характеру мужа, но сегодня Тимофей разошелся больше, чем обычно, и это сильно тревожило Анастасию. Она опять почувствовала себя несчастной, обманутой, будто не смогла сделать правильный выбор еще в молодости, будто не решилась изменить жизнь, пока еще была для этого возможность.
«Зря я с ним в молодости не развелась, пока еще не поздно было. А теперь мучайся на старости лет с таким дураком…» – подумала она и ушла к соседке играть в карты. Домой Анастасия вернулась уже около полуночи. Тимофей Петрович сидел на кухне с довольным видом и пил чай.
– Ты чего это довольный такой? – осторожно спросила Анастасия.
– Доказал! Теорему-то доказал! – Он посмотрел на Анастасию и улыбнулся. На его лице было выражение счастья, которое не посещало его уже много лет.
– Но ведь эту теорему уже двести лет доказать не могут, а ты тут за вечер ее доказал. Не дури Тимофей, ты уже лет десять ни одной книги по математике в руках-то не держал. Иди лучше спать ложись, – аккуратно сказала Анастасия тихим голосом.
– В том-то и дело, что не держал. У меня как будто прозрение наступило, как будто вся эта зашоренность ушла. Я на вещи по-другому смотреть стал! Ты пойми, Настя, все гениальное – оно просто! И тут все просто оказалось!
– Давай я тебе лучше завтра борща сварю? Наваристого, как ты любишь.
– Да иди ты к черту со своим борщом! Тебе только борщ варить и осталось, больше ничего не умеешь. Муж такое открытие сделал, а она опять со своей стряпней. – В этот момент Тимофей вскочил и побежал к телефону.
В течение следующего часа он обзванивал своих знакомых математиков, рассказывая о том, как смог осилить доказательство теоремы Ферма. В подробности доказательства, однако, не вдавался, понимая всю ценность открытия и опасаясь за то, что старые друзья могут попытаться использовать его догадку в своих целях. Тимофей Петрович ликовал.
Перед сном он подошел к уже задремавшей жене, нежно поцеловал ее в лоб и прошептал:
– Все гениальное – просто, Настенька.
Всю ночь Анастасии снились страшные сны, которые она всегда трактовала по-своему. В каждом таком сне она видела определенный знак и считала его своего рода посланием. Сегодня ей приснилось, что она всю ночь бегает по зданию Московского университета и кого-то ищет. Открывает кабинеты, а в них никого нет. В конце концов Анастасия добегает до кабинета заведующего кафедры, врывается в него, а на месте хозяина кабинета сидит ее муж и что-то усердно пишет на листке бумаге трясущимися руками. Она осторожно подходит к Тимофею, который не обращает на нее никакого внимания.
– Тимофей, поехали домой, ты чего расселся тут в чужом-то кресле? – тихо прошептала Анастасия и прикоснулась к руке мужа.
– Что-то тут не так, Настя, ошибка закралась в доказательство теоремы. Не сходится что-то… – И Тимофей нервно продолжил что-то чертить на листке. Лицо его было бурым от напряжения, а на шее пульсировала темно-зеленая вена.
– Домой, Тимоша, поехали домой. Я тебя прошу. Я тебе борщику твоего любимого сварю, – умоляла жена.
– Не могу, Настя, все же просто!
– Что просто, Тимоша? – тихо спросила Анастасия.
В этот момент Тимофей вскочил на стул и закричал надрывным голосом, поднимая указательный палец вверх:
– Все гениальное просто! А иначе и быть не может. А ты убирайся варить свой борщ, раз больше ни на что не способна!