До самого вчера Иван не выходил из свой комнаты, зависнув в интернете, но неприятное ощущение не проходило. А с наступлением темноты тянущее чувство тревоги только усилилось. Иван даже смог определить, откуда исходит это нечто, заставляющее его нервничать.

Конечно, от правой стены, которая была общей с комнатой Елизаветы.

Молодцов случайно коснулся стены рукой и обнаружил, что та холодная, словно и вправду находится в подземном склепе, а не в теплом особняке. Даже миленькие цветочки на обоях не улучшали впечатления.

Промаявшись до одиннадцати вечера, Иван так и не смог заставить себя лечь на стоящую вплотную к стене кровать. Как он ни повторял себе, что страх – лишь слабость, которую он позволяет своему сознанию, даже подходить к злополучной стене не хотелось.

Не помогла и крутейшая аффирмация «Я хозяин своего страха, и страх полностью подчиняется мне». Выходило как раз наоборот.

Кончилось все тем, что Иван, ругая себя, оттащил кровать к окну, а затем, и вовсе чертыхаясь, придвинул стол к незакрывающейся двери. Чувствовал он себя при этом жутко глупо, но, как ни странно, все эти иррациональные действия принесли некоторое облегчение, а затем и сон.

Уснул Молодцов довольно быстро. И так же быстро проснулся.

Его разбудила та самая нехорошая стена.

Некоторое время Иван пытался понять, что же с ней не так, вроде стена как стена. Цветы на обоях мерно покачивались от ветра, словно пытаясь снова убаюкать некстати проснувшегося гостя.

Подумав немного, Иван с нарастающим ужасом понял, что покачиваться нарисованным цветам не следует. Да и быть так хорошо различимыми в темноте, пожалуй, тоже.

«Вот ведь приснится такое», – подумал Иван, рассматривая беспокойный узор. И растение-то вроде знакомое – остроконечные вытянутые треугольником листья, среди которых кисточки маленьких розовых цветочков, вроде колокольчиков.

Странный сон продолжался, становясь все неприятнее: стена уже пошла волнами, словно… плавилась. Иван всем телом почувствовал исходящий от нее жар, на лице мужчины появились капли пота.

Вскоре жар сделался сильнее, накаляя воздух. Дышать стало тяжело.

«Надо проснуться, – подумал Иван в панике, – это сон, и надо всего лишь проснуться».

Но кошмар его не отпускал. Хуже того, как это часто бывает в кошмарных снах, на Ивана навалилось оцепенение, не позволяя даже пошевелиться. Оставалось только смотреть, как стена плавится, стекая куда-то в щели в полу.

Вот уже стала видна и соседняя комната, все такжеосвещенная пожароопасным свечами. Черный гроб тоже было отлично видно. В гробу в белой ночной сорочке спала Елизавета Мохова.

Не успел Иван подумать: «Вот и пусть себе спит», как девушка открыла глаза. Иван это не столько увидел, сколько почувствовал.

В следующую секунду Елизавета резко села в своей зловещей кровати и повернулась в сторону Молодцова. Выглядела она спросонья не очень – глаза отсвечивали красным, а кожа синевой.

Ивану вспомнились все эти анекдоты про то, как просыпаешься утром рядом девушкой без макияжа, но это, пожалуй, был перебор. Елизавета казалась чуть ли не покойницей.

Девушка легко спрыгнула на пол, и даже вроде как ногами это самого пола и не касаясь. Вот просто зависла в воздухе и все. А потом подплыла к кровати Ивана и улыбнулась. Зубы у нее были черными.

Вот тут Молодцов подумал, что его бредовая мысль о сексуальных домогательствах, может, и не была такой уж бредовой. Захотелось заорать во все горло. Да ну ее на фиг гусарскую честь вместе со свободой от сексуальных предрассудков. Дама не должна быть такой синей и зубастой!

Но крикнуть не вышло. Сонный морок крепко держал Ивана.

– Ну что, красавчик, развлечешь хозяйку дома? – усмехнулась Елизавета, и Молодцов поразился, каким хриплым и старым стал ее голос.

Елизавета потянула к нему свою длинную, невероятно длинною, как змея, руку, и тут Иван понял, что речь шла, скорее всего, даже не о домогательствах. Пальцы на руке тоже были длинными и ногти… Ногти легко могли сойти за ножи.

– Не надо! – беззвучно прошептал Иван, вызвав еще одну ухмылку страшного существа.

Ногти-ножи метнулись к его горлу, вокруг взметнулся сноп искр, и Елизавета вскрикнула, одернув руку.

– Что тут у нас?

Иван почувствовал, как завибрировал на шее тот самый купленный со скидкой талисман. Вокруг мужчины словно образовался защитный кокон, отсвечивающий белым светом.

«Моя энергетическая защита тверда, как панцирь великой черепахи!» – вспомнил Иван одну из аффирмаций, которая была в памятке по эксплуатации оберега.

«Я под защитой черепахи! Черепаха не даст меня в обиду!» – принялся мысленно повторять он.

Белый кокон стал еще ярче, заставив Елизавету отступить на несколько шагов. Девушка неприятно улыбнулась.

– Опять твой талисман. Всю неделю он мне мешал. И где только ты его раздобыл? Но ничего. Завтра я буду сильнее.

«Я тверд, как панцирь черепахи» – не останавливаясь, твердил Иван.

– Я приду завтрашней ночью. Посмотрим, насколько хватит твоего оберега. А теперь – спи! – Елизавета дунула на свою ладонь, с которой взлетело облачко пыли.

Пыль просочилась сквозь кокон света, заполнив его, и Иван, вдохнув несколько пылинок, послушно провалился в сон.

Да так качественно, что не услышал будильника.

Разбудил его звук открывающейся двери и недовольное бурчание:

– Понаставили тут столов.

Рида протиснулась в комнату. Иван как ошалелый вскочил с кровати, мгновенно вспомнив свой кошмар. Да уж, неприятный был сон. Молодцов не удержался от придирчивого взгляда на стенку справа – та, конечно же, была цела. Приснится же такое! Жуть!

– С добрым утром! – поприветствовал он Риду, натягивая брюки, – как прошел осмотр награды?

– Я довольна, – прошамкала ведьма, – сейчас пойдем обговаривать условия сделки, потом, если договоримся, за реквизитом.

– Реквизитом? – переспросил Иван, путаясь в рукавах рубашки.

– Аха. Если я правильно пронюхала про их планы, то мне понадобиться кое-какая утварь.

Только теперь, присмотревшись к ведьме, Иван заметил, что у той по-прежнему шесть глаз, огромный нос и три уха на голове. А вот второй нос-разведчик сидел теперь на плече Риды вроде попугая.

– Еще мне нужны новые очки, прежние я разбила. А как ты сам сказал, аксессуары – это все. В твоем случае так вообще вопрос жизни и смерти, – добавила ведьма вскользь, зачем-то