Время на парах словно слизывает некий космический поглотитель минут и часов. Иду в кабинет профессора Нордмана получать наставления по работе. Здороваюсь. Он кивает в знак приветствия, раскладывая на столе плёнки с томограммами.

– Вы ведь уже определились с мотивирующей частью вашего исследования, мистер Коулман? – с места в карьер спрашивает он, отрывая взгляд от плёнок и глядя в мою сторону.

– Ээээ, не очень понимаю… я как бы мотивирован, – что-то невпопад блею я.

– Это я знаю, что вы мотивированы. Ваша работа имеет самый что ни на есть практико-ориентированный подход. Вы придумали, как обосновать для научного совета степень актуальности исследования?

– Да, – неявно улыбаясь, отвечаю, наконец, поняв, о чём речь. – Управление беспилотными летательными аппаратами. Эм… У корпорации «Плазмида» есть потребность в интерфейсах управления. В своей работе я подвожу базу из наук о мозге под работу интерфейсов, – продолжаю я более уверенным тоном.

– То есть это узкий запрос для нужд Корпорации? – пристально глядя на меня и немного сощурив свои проницательные глаза, осведомляется профессор Нордман.

– Да, именно, то есть… эээ, – по действием этого взгляда я начинаю сомневаться в своей правоте.

– Вам не кажется, что это всё же слишком узкий запрос? Может быть, ещё что-то?

«К чему он клонит? Мы же уже сотню раз всё это обговаривали», – думаю я.

– Я думаю, эээ, – подбираю слова.

«Ладно, чёрт с ним. В конце концов, я уже почти выпускник. Надо быть увереннее в себе», – подбадриваю сам себя.

– Это достаточный запрос и достаточное основание для обоснования актуальности исследования, – наконец выпаливаю я, словно озвучивая какой-то окончательный вердикт.

– Хм. А как же интересы других людей? Какая будет польза другим людям от вашей разработки? Или, может, вред?

Теперь я понимаю, к чему он клонит. Вообще, это очень опасно – сомневаться в актуальности исследований, если заказ приходит из Корпорации. Профессор Нордман очень рискует. Я сам его когда-то выбрал в качестве своего руководителя за приверженность неким общенаучным принципам и идеалам. Он большой специалист в своём деле, равных ему нет во всей Аридафии. И поэтому его свободомыслие терпят. Странно, но он раньше никогда не выражал так открыто свою позицию. Неужели он тоже считает, что у Корпорации слишком шкурные интересы?

– Профессор, – начинаю я более робким и уже менее уверенным голосом, – это не моя разработка. Я лишь дорабатываю алгоритмы. Подобные устройства существовали и ранее. Их можно использовать в мирной авиации или для управления персональными автомобилями или сельскохозяйственной техникой. Я думаю, что любую технологию можно использовать как во благо, так и во вред.

– Спасибо за клише в ответе, – едко подмечает профессор Нордман. – Много вы видели в Аридафии персональных автомобилей?

«И правда – а много я их видел?» – проносится в моей затуманенной голове. Совсем немного. Сколько их в целом Мингалосе? Несколько сотен? Надо срочно что-то придумать… Чёрт, нужен какой-то ответ. Я уже почти выпускник. Нельзя быть мямлей.

– Эмм, немного, но это пока, я верю в светлое будущее, когда их станет больше, – несу я чушь, чтобы как-то отмазаться от неудобных вопросов.

– Что ж, пусть так и будет. На защите скажете, что вы планируете расширять область применения интерфейсов, в том числе для управления дройдами во врачебной практике.

– Хорошо, профессор.

Понимая, что лучше уйти, поскольку сегодня я не готов долго дискутировать, я медленно начинаю разворачиваться к двери.

– Трэй! – окликает меня Нордман, – выбирая тему для будущих исследований, думайте об интересах большинства, а не о маленькой кучке заевшихся бюрократов. Вы хороший человек. Помните об этом.

– Э, да, вас понял, – отвечаю я в растерянности.

Вот это поворот. Здесь явно что-то нечисто. С чего это профессор так открыто выражает своё недовольство правящей верхушкой. Я прощаюсь и вылетаю из кабинета.

Я брожу по центральным кварталам несколько часов в раздумьях над работой и словами моего научного руководителя. Кристини отсылает мне на коммуникатор десятки сообщений с вопросами о том, где я и чем занят. Я лишь успеваю их закрывать, проскальзывая пальцем по выгнутой мембранной поверхности. Наномолекулы складного, помещающегося у меня на ладони устройства высвечивают очередное сообщение: «Не забудь завтра про бал!!!» Не испытав особого восторга от полученного сообщения, нервно заталкиваю гаджет в карман.

Ночь проходит быстро. Сегодня я проснулся по будильнику в восемь сорок. После душа следую на кухню, открываю холодильник, копошусь там в поисках еды, оставшейся с начала недели. Думаю, что надо бы заказать чего-нибудь к понедельнику. Бросаю случайный взгляд вниз, на контейнер. Там лежит всё та же надкусанная мною два дня назад помидорка. «Надо выбросить её уже», – думаю я. Завтракаю тостом с сыром и зеленью, запивая белковой смесью со вкусом гренок и ветчины. Беру контейнер, иду на лестничную площадку. Открываю мусороприёмник, опрокидываю контейнер и вываливаю помидор и остатки разжёванной мякоти внутрь. Содержимое смачно плюхается поверх других пищевых отходов. Возвращаясь обратно, замечаю, что дверь квартиры напротив чуть приоткрыта и оттуда из щёлочки струится свет. Там раньше никто никогда не жил. Новые соседи? Захожу к себе в квартиру. Бегу в ванную, споласкиваю руки. Одеваюсь и вылетаю на работу. По пути вспоминаю, что Тод меня позавчера сильно толкнул. Весь день стараюсь с ним не пересекаться. На обеденном перерыве молчу, как и все, будто бы специально стараюсь себя не выдать. После работы отправляюсь домой переодеться.

На торжественные случаи у меня только один нарядный смокинг – тёмно-синего цвета, с золотистыми запонками. Они не из драгоценных металлов, только имитация. Приходят сообщения на коммуникатор, но я их не читаю. Я знаю, что они от Кристини. Она сейчас начнёт меня заваливать вопросами из разряда «рубашка отглажена?», «сверкают ли ботинки?». Ненавижу такие моменты. Можно вызвать трансфер, но для меня это дорого. Я экономлю. Стараюсь лишние деньги отвезти маме. Мне немного приплачивают за работу, хотя могли и не делать этого. Поскольку Корпорация и так обеспечивает всем необходимым и оплачивает все мои расходы. Иду пешком. Быстро. Осталось около пятнадцати минут до начала бала.

– Опять ты чуть не опоздал! – подскакивает ко мне Кристини у самого входа в концертный зал и хватает за руку. Она в длинном зеленовато-жёлтом платье с вкраплениями золотой нити. В руке она держит зелёную шляпку с искусственными перьями. В этом одеянии она походит на змею. Ни на йоту не сомневаюсь, что ей неудобно.

– Привет, дорогая, – тянусь к ней, чтобы коснуться губами её белоснежной щеки, но она отводит голову в сторону.

– Ты что, на людях это неприлично. Мы же культурная пара, – говорит она с распахнутыми от удивления глазами.

Я ничего не отвечаю, беру её за руку, и мы следуем внутрь. На входе нас ждут трое встречающих в белых строгих рубашках и длинных чёрных камзолах. Сегодня вечеринка в стиле девятнадцатого века. Вспоминаю уроки истории. На изображениях картин того века люди облачены в длинные, неудобные одежды. На дамах платья, из-под подолов которых аккуратно показываются носики туфелек, мужчины одеты во фраки или сюртуки. В голове вспыхивают картинки с историческими сражениями в Европе. Тогда Евразийский континент ещё не сдвинулся с места и не стал дрейфовать навстречу Североамериканскому. Чем жили те люди? О чём они мечтали? В школе совсем немного об этом рассказывают. Только Наполеоновские войны в голове и отпечатались. Тут же припоминаю картину, где он одет в нечто похожее на лосины, и представляю, как все эти мингалосовские франты так же разодеты.