Переодевалась быстро, как могла. На парадном зелёном платье порвала шнуровку, но особо не огорчилась: не первый и не последний раз. Все эти новомодные штучки не для меня.

Удобные повседневные платья без всяких пышных юбок и оборок, с рядом пуговиц спереди — то, что надо. А ещё лучше — блузы и брюки, но в таком виде я рисковала бродить только по поместью или вот как сейчас: куртка, шлем и очки скроют лицо и фигуру, а скорость моего ЖМОТа не даст рассмотреть, кто это мчится по городу в неприличном для юной девушки виде.

Не такая уж я и юная теперь. Но что вздыхать об этом.

Мистер Гесс никуда не ушёл, и я перевела дух. Боялась, что не дождётся и улизнёт, но нет, не в его стиле, я так подозреваю, отказываться от брошенного вызова. Ещё бы с такими маскулинными данными.

Он оглядывает меня не таясь. Немного неловко под его пристальным взглядом, но во мне нет ничего, что он не видел. Достаю шлем и с наслаждением швыряю его в мужчину. Самое время проверить, на что он способен.

Хищная улыбка, отличная реакция, гибкое тело, которым хочется любоваться. Я готова восхититься, но не позволяю себе поддаться его первобытному обаянию. Ещё чего, обойдётся. Но где-то внутри тоненько вибрирует свирель удовольствия.

Я помогаю ему натянуть защитные очки, надеваю куртку, перчатки, и мы наконец-то выходим из гаража. Я вывожу ЖМОТ, наслаждаясь металлическим холодом под руками, ловлю лицом лучи солнца. Мистер Тидэй идёт следом.

И всё бы хорошо, ещё немного — и ветер засвистит в ушах.

— Садитесь за мной! — приказываю мистеру Гессу, и тут все планы, как пепел из камина, летят в трубу.

— Рени! — кричит Эдди Монтифер и победно размахивает огромным букетом цветов. Явился не запылился, друг сердечный! Вспомнил о моём Дне рождения и даже снизошёл, чтобы имя моё сократить. Только я не собиралась млеть и падать к его ногам, прощая, как и в детстве, «невинные шалости». В этот раз Эдди заигрался.

Он очаровательно улыбается — и на щеках у него появляются ямочки, от которых слабонервные девицы падают в обморок. Есть от чего, поверьте. Эдди высок, статен, подтянут, к тому же при погонах. У него твёрдый подбородок и пронзительно-зелёные глаза. Брови, нос, губы указывают на хорошую породу. Но вот эти ямочки на щеках и улыбка способны размягчить мозги женской половине в возрасте от пяти до ста лет. Он забыл лишь об одном: у меня за годы нашей дружбы иммунитет выработался против его магнетизма.

— Дай угадаю! — жизнерадостно скалюсь ему в ответ. — Ты воспользовался служебным положением и обнёс клумбу возле церкви? Нет? Тогда в цветочном магазине сегодня распродажа? Мистер Шульциман вынужден поскорее сбыть цветы, что завянут уже завтра, и ты решил поддержать жуликоватого, но славного старикана!

— Рени, — на миг может показаться, что Эдди смущён. Вон, даже румянец на щеках выступил. Кто этому поверит — тот распоследний наивный простак. Такого манипулятора ещё поискать нужно, — только не говори, что ты обиделась.

Ха! Он думает, если вытаскивал жука из моих волос в начальной школе и помогал через забор перебираться с ворованными яблоками за пазухой, когда мы удирали от разъярённого мистера Шмейсона, то я по умолчанию обязана ему всё прощать?! Ну уж нет!

— Извини, Эдди, но мы спешим, — терпеливо пояснила я и покосилась на застывшего на месте мистера Гесса. Интересно, что его так поразило в офицере полиции Эдди Монтифере? Погоны? Военная выправка? Или букет в руке, что жалко висел, как поникшее собачье ухо?

— Значит, обиделась, — притворно вздохнул друг детства, не желая понимать, что на этот раз всё серьёзно.

— Запомни раз и навсегда, — выпалила я, наставив указательный палец Эдди в грудь, — есть вещи, о которых не забывают! Есть вещи, над которыми не глумятся и не пытаются свести к шуткам! Детьми мы были беспечнее и беззаботнее, но ты всегда помнил о моём дне рождении.

На миг Эдди теряет насмешливую снисходительность. На лице — тень раскаяния, но мне не хочется его жалеть и прощать. Не сейчас, когда я завелась, как пламенный мотор.

— Ну, Рени, ну, что ты… — мямлит мужчина, теряя горделивую осанку. Сейчас он напоминает долговязую бестолочь перед всевидящим оком отца-настоятеля Эразмиуса, что по совместительству наставлял нас на путь истинный и вдалбливал знания в детские строптивые головы.

— Я двадцать два года Рени, но некоторые предпочитают об этом не помнить!

Эдди умеет держать удар и преображается за секунду. Гордо вздёрнутый породистый подбородок. Молния зелёных глаз. Заносчивый прищур. Расправленные могучие плечи.

— Эренифация, вы несносны и плохо воспитаны. Не умеете прощать и…

— Превращу в крысу! — рычу я в ярости и делаю то, что должна была сделать сразу — завожу ЖМОТ. Мой конь яростно рычит, заглушая голос Эдди. — Гесс, вы со мной?

Второй раз повторять не нужно: мужчина молниеносно мягким движением садится позади меня и бросает офицеру полиции в лицо:

— Оскорбления смывают кровью, — скалится хищно, и я не совсем уверена, что он шутит сейчас. Эдди замирает от неожиданности. Я газую. А дальше… Бесплатное кино в замедленных кадрах.

Мы трогаемся с места. Гесс гибко наклоняется к Монтиферу. У этого человека что, нет костей?.. Вырывает букет из рук и с силой опускает веник Эдди на голову.

А затем мы мчимся вперёд. Скорость и ветер в лицо. Рёв мотора. Я наклоняюсь к рулю и прибавляю газ. А сумасшедший за моей спиной раскидывает руки в стороны. Я даже боюсь думать, какая сталь у него вместо мышц: мне кажется, удержаться в седле невозможно, если не держаться, но он сидит, как влитый, словно кентавр, продолжение моего драгоценного детища.

Через какое-то время его горячие ладони ложатся мне на талию. Я чувствую его тепло даже через куртку. Первое побуждение — возразить. У него есть за что держаться — есть специальная ручка, но этому мужчине, кажется, всё равно. Он всегда поступает по-своему.

А потом становится хорошо. Как будто это правильно — нестись на большой скорости, ловить ветер в лицо и чувствовать большие сильные руки, что не вцепились в тебя от страха, а уверенно поддерживают, рождают ощущение некоей правильности, надёжности и желание доверять.

Мы выехали за черту города. Я знала, куда ехать. Прочь от суеты и шума, фальши и лжи, деланных улыбок и нудных правил.

Зелёный луг пахнет травами и полевыми цветами. Я чувствую эту сочность на языке, захлёбываясь, глотаю воздух, напоённый чистотой и спокойствием.

Блеснула лента реки. Здесь она спокойнее и уже. Закладываю вираж и останавливаюсь. Мужчина встаёт первым, срывает шлем с головы, ерошит тёмные волосы и падает в траву. Вид у него блаженный, словно он хлебнул лишку вина.

Я могу его понять. Наверное, выгляжу также. Снимаю шлем и присаживаюсь рядом. Поправляю волосы и смотрю на реку. Какое-то время молчим, заворожённые природой. Гудят пчёлы, слышен всплеск — наверное, рыба бьёт хвостом где-то там, в переменчивых водах Мельты.