– Я спрашивал не об этом.

– У меня свое собственное представление о смерти и других темных сторонах, но не стану отрицать, готы мне по душе.

– Вы не подумали, что в тех трупах, которые вы нашли, есть нечто готическое?

Несколько секунд Густав Ластоон молчал, обдумывая ответ.

– Не совсем. Белье на девушках показалось мне слишком реалистичным, как в эротических журналах, ну, знаете… «Плейбой», «Пентхаус», «Мэн» и тому подобное. Но в нарисованных гробницах в виде шестиугольных саркофагов действительно присутствовал определенный готический мистицизм. Самый известный пример – гроб Дракулы. Саркофаг – это символ священного вместилища живой энергии, ее трансформации, метаморфозы и распада. Материальное пространство, где тела, разлагаясь, превращаются в бессмертную энергию космоса. В древности считалось, что саркофаг является источником жизненной силы и знания, которое из мертвого тела переходит к тому, кто ляжет в него живым. Но я бы сказал, что в настоящее время его больше связывают с идеей смерти, с чем-то темным и мрачным.

– Как кладбищенский туризм.

– Я бы сказал – как гробница, изображенная в трех измерениях, которую я обнаружил у монумента Битвы народов. Вы ведь это хотели знать, да?

Клаус Бауман сменил тон, придав голосу больше любопытства:

– Что вы знаете о монументе Битвы народов?

– Не так много, как другие туристические гиды.

– Назовите мне что-то такое, о чем вы не рассказываете своим клиентам на экскурсиях к башне.

Густав Ластоон нервным жестом тронул пальцем правую бровь, что не осталось незамеченным инспектором Бауманом.

– Я скажу, если вы выключите магнитофон и не станете никуда записывать то, что услышите.

Любопытство Клауса возросло до предела. Он выключил магнитофон и убрал руки с клавиатуры ноутбука.

– Во времена нацистского режима существовало тайное общество офицеров СС, которые совершали в крипте башни оккультные ритуалы.

Клаус Бауман разочарованно откинулся на спинку своего кресла.

– Эти легенды мне известны.

– Я говорю не об исторических фантазиях, а о том, что представляет угрозу для мира.

На миг инспектор Бауман подумал, что допрашивает сумасшедшего, помешавшегося на апокалипсисе. Но следующие слова Густава Ластоона снова заставили его заинтересоваться.

– Вы не поверите, но это тайное общество до сих пор существует, под тем же названием и с теми же эзотерическими ритуалами, как тогда.

– Откуда вы знаете?

– Около года назад я познакомился с группой байкеров, которые состояли в подпольной неонацистской организации. Эта банда – точная копия настоящих тайных национал-социалистических обществ, о которых никто не знает и даже не подозревает. Но мне удалось кое-что узнать.

– О чем именно?

– О военизированной организации, вооруженной пистолетами и штурмовыми винтовками, существующей на всей территории Германии и управляющейся из Лейпцига тайным обществом «Стражи смерти». Так же называются гигантские средневековые рыцари, установленные на внешней стороне купола монумента Битвы народов. Нацистские боги снова направляют свои мечи против человечества.

Клаус Бауман приподнялся на стуле и, опершись локтями на стол, пристально посмотрел в глаза гида. Выждав несколько секунд, он спросил:

– Вы думаете, что смерть пяти девушек имеет какое-то отношение к этим богам?

– То, что я увидел сегодня утром перед башней, выглядело как языческий ритуал, посвященный смерти.

– У меня тоже возникло такое ощущение, когда я увидел трупы девушек.

– Значит, вы сами можете сделать выводы.

– Скажите, вы еще продолжаете общаться с той бандой мотоциклистов?

– Я задавал слишком много вопросов, и они перестали со мной разговаривать.

– Как называется банда и где они собираются?

– Возможно, мне не следовало о них говорить. Они очень агрессивны и опасны.

Взгляд Клауса потеплел, выражая доверие к своему собеседнику.

– Об этом никто не узнает, можете быть уверены, – сказал он.

– Эти мотоциклисты никогда не встречаются в одном и том же месте и, чтобы остаться незамеченными, стараются затеряться среди других людей, начиная от скинхедов и кончая финансовыми воротилами. У них нет никакого специального названия, как у других открытых клубов города, где я состоял. Между собой они используют аббревиатуру «ЧВ», что означает «Честь и верность», взятую из речи рейхсфюрера СС Генриха Гимлера, в которой тот уверял, что его честь состоит в верности Гитлеру и национал-социализму.

– Вы можете назвать кого-нибудь из членов этой банды?

– Я не хочу впутываться в это дело, иначе могу оказаться повешенным в каком-нибудь парке на окраине города с признаками самоубийства.

Клаус Бауман провел рукой по лбу, покрывшемуся испариной.

– Хотите вы или нет, господин Ластоон, но вы уже впутались. Назовите мне кого-нибудь из них.

– Я знал только одного, он учился вместе со мной на историческом факультете, но бросил учебу и стал работать в мастерской по ремонту мотоциклов. Пару лет назад мы случайно встретились на байкерском слете Элефантентреффен, который проходит каждую зиму в долине Ло, и он предложил мне присоединиться к своей группе. Его имя Эрнст Хессен, но все зовут его Флай.

– Он живет в Лейпциге?

– Когда я видел его последний раз, это было так, но сейчас не знаю.

– Опишите его внешность.

– Он мой ровесник, среднего роста, но очень крепкий. Похож на кикбоксера, нос немного свернут вправо, волосы светлые, очень короткие, руки и шея мускулистые, покрытые татуировками. Носит штаны и короткую куртку из черной кожи. Не знаю, что еще можно сказать.

В глазах Клауса Баумана отразилось смятение. Не прошло и часа с тех пор, как они с комиссаром вспоминали о скандале, связанном с расследованием убийств, совершенных неонацистской группой НСП. И вот теперь кладбищенский гид, сидевший напротив него, говорит о военизированной организации, которая охватила всю Германию, управляет ею тайное нацистское общество под названием «Стражи смерти», предположительно связанное с монументом, где были обнаружены трупы пяти девушек. Впрочем, возможную связь с криминалом, в которую Клаус Бауман почти совсем не верил, тоже нельзя было исключать.

После долгой паузы инспектор выдвинул ящик своего стола, достал четыре экземпляра комиксов, найденных при осмотре квартиры Густава Ластоона, и положил их на стол перед свидетелем.

– Ваши? – спросил он.

– Бросьте! Вы же не думаете, что я имею что-то общее с нацизмом! Это всего лишь графические рассказики из моей коллекции. Я читал и собирал комиксы всю свою жизнь и до сих пор читаю и собираю их. А эти журнальчики даже не немецкие.