— Да! — Ждать было бы невыносимо, подумала Софи. Она бы просто умерла от нетерпения. — Да, спасибо!

— Теперь все в порядке? — спросил Чарльз. Платка у него не было, поэтому он высморкался в чистый носок. Софи показалось, что так прозвучали фанфары надежды. — У тебя есть все необходимое?

— Пожалуй, да. Хотя, вообще-то… — У нее в животе заурчало. — Есть у нас хоть что-нибудь съестное?

— Конечно! Как я мог забыть? В любом путешествии важнее всего еда. В поезде есть вагон-ресторан, но он откроется лишь через несколько часов, поэтому я кое-что с собой прихватил.

Чарльз подошел к прикрепленному к стене деревянному столику и принялся освобождать карманы. Первым делом он вытащил шесть яблок, затем сосиски в тесте, которые своими крошками засыпали ему все пальто, и толстый кусок желтого сыра. Из кармашка для часов он вынул пакетик с солью. Наконец, как фокусник, он вытащил из-под шляпы половину жареной курицы, завернутую в промасленную бумагу.

— Как здорово! Как чудесно!

Софи выложила на стол свое печенье, но булку оставила на потом. Все продукты она сложила в стопку.

— Вот! — воскликнула она, когда стопка дошла ей до кончика носа. — Лучше и быть не может.

— Теперь у нас есть все, что надо?

— Угу.

Софи откусила кусок сыра. На вкус он был чудесным, соленым и сливочным, причем одновременно. Состав содрогнулся и поехал вперед. У Софи были Чарльз, жареная курица и приключение.

— Все-все, — с набитым ртом сказала она.

* * *

В Дувре они пересели с поезда на корабль. Погода была переменчива. Перед ними волновалось море — серое, разнузданное. Софи старалась не смотреть на волны. Она старалась не вспоминать о мертвых женщинах.

— Все в порядке? — спросил Чарльз.

Софи кивнула, не в силах вымолвить ни слова.

Вдобавок ко всему среди пассажиров на борту был полицейский. Софи твердила себе, что здесь он не по ее душу и, скорее всего, просто едет в отпуск, но при взгляде на него все равно мурашки бежали по коже. Чтобы скрыться из виду, Софи тихонько отошла на другую сторону судна и оказалась одна на прогулочной палубе. Она старалась не обращать внимания на море. Однако это было все равно что не обращать внимания на человека с пистолетом — просто невозможно. Море простиралось до самого горизонта, но, сколько Софи ни щурилась, Францию разглядеть не получалось. Вцепившись в поручень, она старалась не паниковать.

Чарльз разглядел ее лицо с другого конца палубы. Он бесшумно подошел к Софи и положил руку ей на плечо — очень ласково, почти как мама.

— Прислушайся! — сказал он. — Слышишь?

Но Софи слышала лишь море.

— Что? — От страха она стала более раздражительной, чем хотелось бы. — Что я вообще должна услышать?

— Мурмурацию! — пояснил Чарльз. — Это добрый знак.

— Что-что?

— Мурмурацию. Когда море и ветер что-то шепчут друг другу, кажется, словно украдкой смеются люди. Вот опять! Слышишь?

Софи это не убедило.

— Шепчут только люди. Море рокочет. Ветер завывает.

— Нет. Порой море и ветер перешептываются. Они давние друзья.

— О…

Отняв одну руку от поручня, Софи взяла за руку Чарльза, вдохнула запах его пальто и выпрямила спину.

— Когда их голоса сливаются, — сказал Чарльз, — это сулит удачу. Мурмурация. Добрый знак.

Софи не догадывалась, с какой проблемой придется столкнуться, когда они с Чарльзом окажутся на Северном вокзале Парижа. Пока она стояла, прижимая к груди футляр с виолончелью, английский проводник из поезда изучал небо.

— Скоро снова пойдет дождь, сэр. Надеюсь, вы захватили зонты.

— Я англичанин, — ответил Чарльз. — У меня всегда с собой зонт. Я не вышел бы из дома без зонта, как не вышел бы и без головы.

— И все же я бы на вашем месте поскорее нашел гостиницу, сэр. Не нравится мне, как хмурится небо.

Именно в этот момент Софи и поняла проблему. Странно, как это не пришло ей в голову раньше, но в спешке она и не подумала, что им делать после прохождения английского пограничного контроля.

— Чарльз, — сказала она, — где мы будем ночевать?

— Очень хороший…

— А еще, — перебила она, — что мы будем делать дальше?

— Очень хорошие вопросы, Софи, — ответил Чарльз. — На первый ответить просто. Гробовщик оказался очень приятным человеком. Он порекомендовал прекрасную маленькую гостиницу на берегу Сены. — Чарльз поднял портфель. — Мы возьмем таксикэб.

У вокзала выстроилась длинная вереница экипажей. Выглядели они по-разному: одни казались потрепанными и довольно грязными, а другие блестели и пахли карболовым мылом[2]. Софи больше всех понравился тот, что был выкрашен в серый с серебром. Лошадь была под стать экипажу — с узкой мордой, она казалась умнее остальных лошадей. Она была похожа на Чарльза; впрочем, Софи решила об этом не говорить.

— Можем мы взять этот экипаж? — Софи протянула серой кобыле последний кусочек шоколада. — Кажется, лошадь совсем заскучала.

— Конечно.

Чарльз протянул извозчику несколько монет, и тот принялся грузить в экипаж их скромный багаж.

— Должен сказать, во Франции очень симпатичные лошади, — заметил Чарльз. — В Париже мне сразу хочется причесаться.

Софи посмотрела по сторонам — на деревья, возвышающиеся над домами, и на мощеные улицы, извивающиеся во всех направлениях. Юбки на женщинах здесь сидели не так, как в Лондоне, а сами женщины как будто скользили, словно двигались под водой.

— Да! — воскликнула Софи. — Я тебя понимаю. Даже голуби здесь наряднее, чем в Лондоне.

Внутри у нее все трепетало, как в предвкушении Рождества.

— А что мы будем делать, когда доберемся до гостиницы? — спросила она.

— Найдем какую-нибудь булочную, Софи, и составим план.

— Почему булочную? Я думала, нам лучше пойти в полицейский участок? Или на почту? Или в мэрию?

— В планировании главное вовремя подкрепиться. В мире было бы меньше войн, если бы премьер-министры ели пончики на заседаниях правительства.

— А потом? — спросила Софи. — Потом что?

— А потом, — ответил Чарльз, — пойдем на охоту.

* * *

Высоко над Сеной, в девяти метрах над землей, карие глаза изучали улицу внизу. Они наблюдали, как к гостинице «Бост» подъехала коляска, из которой выпрыгнула девочка. Глаза подметили, как подрагивали ее пальцы и как напряжены от волнения ее лопатки. Они увидели, как она решительно стиснула зубы и сняла с коляски виолончель, а потом испуганно отскочила с пути автомобиля. Глаза увидели, как она с тревогой открыла футляр и проверила инструмент спереди и сзади, а затем присела на тротуар и большим и указательным пальцем наиграла простенькую мелодию.