пожалела, что усомнилась в подруге. Какая странная ревность…

Я обняла ее.

– Спасибо, Алиса, ты такая милая.

Затем я начала рыться в вещах, собирая небольшой набор для выживания. Перочинный нож, бумага, карандаш. Леденец и несколько ирисок. Лакрица Полли очень пригодилась бы! Всего этого и так недостаточно для поддержания жизни, если мисс Саламанка решит уморить меня голодом. Я сложила свое имущество с банкой сардин в придачу в большой носовой платок.

Внизу зазвонил колокольчик, созывая на ужин. Алиса, сидя на кровати, наблюдала, как я привязываю получившийся узелок к поясу нижней юбки. Если бы вещи не издавали негромкий шорох, никто бы и не догадался, что там что-то есть.

– Как провела время с бабушкой?

– Слишком быстро, – вздохнула Алиса. – Я так скучаю по дому и по дедушке!

Хоть я была знакома с миссис Бромли, всякий раз, как Алиса рассказывала о своих стариках, я представляла их живущими в пряничном домике, будто в сказке.

– Однако бабушка привезла новости, – продолжила Алиса. – Она получила ответ от школы вокала из Вены, где я проходила прослушивание. Меня приняли! Следующей весной мы едем в Вену!

– Поздравляю! – воскликнула я. – Вена – это чудесно. Одно жаль – тебе же придется петь, чтобы там учиться.

Алиса рассмеялась.

– Не все испытывают такую неприязнь к музыке, как ты, Мэйв.

– И я не испытываю. Ирландскую джигу спляшу когда угодно.

Я еще раз осмотрела спальню, убеждаясь, что ничего не забыла.

Алиса вдруг стала серьезной.

– Мэйв, ты ведь не используешь джинна, чтобы навредить мисс Саламанке?

Я рассмеялась.

– В последний раз, когда я пыталась отомстить, месть не принесла мне ничего хорошего.

Алиса еще больше разволновалась.

– Ты ведь не уйдешь, правда?

Я задумалась. Мысль сбежать с помощью джинна приходила мне в голову, но я не хотела, чтобы Алиса об этом узнала.

Я встряхнула юбки: узелок был надежно спрятан.

Не дождавшись обещания остаться, Алиса грустно покачала головой.

– Эту кошмарную школу можно вынести, только когда ты рядом, Мэйв. А если уйдешь… – Она вздохнула.

– Не уйду, – отозвалась я. – Сегодня не уйду.

По крайней мере это я могла ей пообещать.

– Будь осторожна, Мэйв. Все же скажи, почему ты оскорбила мистера Трезелтона?

В коридоре раздались шаги. Я знала: то идет мисс Саламанка.

– Он это заслужил, Алиса, – я сжала руку подруги, – он это заслужил.

Глава 8

Даже если бы я хотела тем вечером встретиться с Томом в саду, ничего бы не вышло. Мисс Саламанка, представив, какой урон могло причинить школе оскорбление мистера Трезелтона (особенно после жестокого нападения на его драгоценную Терезу), пришла в такой ужас, что была не в состоянии содрать с меня шкуру живьем.

На сей раз слов у нее не нашлось. Но наказания я не избежала.

Директриса заперла меня в подвале.

Должно быть, рассчитывала, что девочки боятся пауков и темноты, сырых подземелий под школой, однако она плохо знала Мэйв Меррит. Признаюсь, я бы предпочла не спать в подвале, где меня ждал ужин из одной лишь воды и хлеба, но скорее умерла бы, чем выдала себя.

Я бодро прошагала к узкой койке, которую там для меня установили, и уселась на нее.

– Что это за звяканье? – нахмурилась мисс Саламанка.

Я крепче сжала коленки. Нельзя позволить ей найти узелок, который я спрятала под юбками.

– Ничего.

Директриса сунула мне миску с хлебом, кувшин с водой и колючее шерстяное одеяло, от которого мучительно зудели руки, а потом направилась к лестнице.

– Дверь будет заперта. Вы останетесь здесь, пока вас не позовут. Подумайте как следует о своих проступках и отвратительном поведении. Когда я вернусь – а мое возвращение может затянуться до бесконечности, учитывая, как вы недавно оскандалились, – я хочу обнаружить вместо дикой чертовки исправившуюся юную леди.

– Не стоит так грубо выражаться, мисс Саламанка, – заметила я.

Денек у директрисы выдался нелегкий. Она притворилась, что не слышит меня, и крепко закрыла за собой дверь. Засов с глухим стуком встал на место.

Ну и ладно.

Еще немного посидев на койке, я огляделась. В нос бил запах подвала, кислый и затхлый, вонь плесени, угольной пыли, разбитых бутылок вина с примесью волглого, земляного духа скотного двора. Сквозь грязное окно на уровне тротуара пробивалось пятно света. Сумерки быстро сгущались. Фонарщики уже зажгли фонари на нашей улице. Жалкий и слабый луч, которому все же удалось просочиться в подвал, освещал лишь небольшой участок возле койки. За ним тянулись мили непроглядно-лиловой тьмы. Шарканье моих ног по полу эхом отдавалось от дальних стен.

Я отложила тарелку и встала, приподнимая юбки, чтобы выудить заветный узелок. Больше он не будет мешаться – какое облегчение. Не съесть ли леденец? Нет, лучше приберегу на потом.

Я взяла банку сардин и вновь ощутила странную пульсацию, будто внутри билась живая рыбка. Какое крошечное узилище для огромного джинна. Я ждала подходящего времени, чтобы остаться одной и вызвать Мермера. Так почему не сделать это прямо здесь и сейчас? Мисс Саламанка оказала мне большую услугу – лучше вышло бы, только если б она предоставила в мое распоряжение собственную гостиную.

Я снова открутила ключ и вставила язычок крышки в прорезь. Поворот, еще один, и вскоре одуряющий рыбий смрад перебил подвальную сырость. Клубящихся желтых облаков я в темноте не видела, зато чуяла.

Вскоре появился и сам Мермер. Тусклый свет отражался от зеленой кожи. Во мраке выпуклые глаза джинна, мерцающая чешуя жилета, потрясающие белые усы и брови выглядели еще более невероятно.

– Подземелье… – проворчал Мермер. – Подходящее для тебя местечко. Наконец мы очутились в твоем родном гнезде, не так ли, птенчик?

Я росла с парой испорченных старших сестриц (не считая Полли), играла в крикет с бандой немытых оборванцев, а в школе имела дело с Терезой Трезелтон и ее прилипалами, потому привыкла не обращать внимания на издевки и насмешки. Но это не означало, что следовало и колкости Мермера пропускать мимо ушей.

– Знаешь, необязательно вести себя как злодей, – заявила я. – Хорошее обхождение тебя не прикончит.

Джинн подкрутил кончики усов – сначала с одной, потом с другой стороны.

– Поведай-ка мне о своем отце, – предложил Мермер. – Твой отец явно не султан, паша или калиф. Он невольник? Раб? Казнит ли он себя каждый день от стыда, что произвел на свет подобную дочь?

Пришлось прикусить губу, чтобы не расхохотаться.

– А как насчет тебя? – поинтересовалась я. – Твой папочка, наверное, скрежещет зубами от унижения, что вырастил зеленую рыбешку, которой придется целую вечность выполнять приказы таких хозяев, как я?

Мермер увеличился