Девушка постоянно улыбалась, сверкая красивыми зубами, белоснежными на фоне смуглой кожи, и Лев, слушая ее, боялся пропустить хоть слово, хотя, насколько он мог сейчас вспомнить, говорила пляжная нимфа всякую чушь, что-то типа: «Жаркий октябрь, пиво в местном кафе разбавленное, видела дельфинов, нашла на бунах устрицы». Точно, вот про устрицы она тараторила не меньше четверти часа, рассказывая ему, что черноморские лучше средиземноморских, потому что в последних столько соли, что их невозможно есть, и поэтому для продажи устрицы там выращивают в опресненной воде, а здесь можно лакомиться сразу, срывая прямо с камней, беда лишь в том, что попадаются они редко. Лев слушал, не перебивая, лишь иногда односложно отвечая на ее вопросы, типа: «Вы на отдыхе или местный? А это ваша дочурка? Такая прелесть! Долго еще пробудете? А где остановились?» Голос дочери все время доносился до него отдаленным фоном. Несколько раз Рая настойчиво просила его о чем-то, но Лев так и не смог вспомнить суть ее просьб. В памяти осталось лишь: «Па-а-ап! Ну, можно, па-а-ап?! Ну, пожалуйста, ну, можно?!» Он, дурак, кивал, не глядя, и та отставала. А о чем она его просила, Лев узнал гораздо позже и совсем не от нее.

Рая исчезла одновременно с рыжеволосой дамой. Когда Лев хватился дочери и поискал взглядом пышнотелую соседку, чтобы расспросить ее о своем ребенке, той поблизости не оказалось. Вначале он даже не испугался, решил: купаться пошли, но желающих окунуться в прохладное октябрьское море было гораздо меньше, чем загорающих – неподалеку от берега виднелось лишь с десяток голов, и все они принадлежали незнакомым людям.

– Ты не видела, куда она ушла? – нервно спросил Лев у девушки, с которой беседовал последний час.

– Кто? – Пляжная нимфа высоко вскинула татуированные брови и округлила глаза.

– А! – Отмахнувшись от нее, Лев поднялся и, обжигая ступни о раскаленную гальку, пошел расспрашивать отдыхающих. Биение его сердца уже ускорилось, но в тот момент он еще надеялся на лучшее. Большинство окружающих вспомнили, что видели и Раю, и рыжеволосую женщину, которую, кстати, никто не знал, но когда и куда те подевались, сказать не могли. Кто дремал, кто читал, кто разглядывал чаек. Один мальчик лет семи, сын семейной пары, расположившейся неподалеку, сообщил, что слышал, как Рая просила Льва разрешить ей покататься на катамаране с тетей Жанной. Мальчик запомнил это, потому что тоже захотел отправиться в морское плавание и начал просить родителей взять катамаран в прокате. Так Лев узнал, что хотела от него дочь и на что он бездумно, не вникая, дал согласие, а также выяснил имя незнакомой женщины, хотя от этого толку было немного.

Взгляд Льва заметался по морской глади, но в поле зрения не было ничего похожего на катамаран, только рыбацкий катер, стрекоча мотором, удалялся по направлению к горизонту. Растерявшись и не понимая, что ему делать, Лев сложил ладони рупором и принялся выкрикивать имя дочери, надрывая голосовые связки. Люди с сочувствием поглядывали на него, кто-то встал рядом и тоже начал кричать, повторяя за Львом. Внезапно Лев почувствовал чье-то прикосновение. Перед ним стоял незнакомый дед в серой рабочей робе – судя по мешку с мусором, зажатому в руке, это был уборщик пляжа – и сообщил, что заметил, как женщина с девочкой забирались в прогулочный катамаран, какие сдаются в прокат неподалеку.

Учащенный стук сердца превратился в набат. Лев, не отдавая себе отчета, вцепился в стариковские плечи и заорал:

– Где это было? Куда они поплыли? Куда?!

Не ожидавший такого напора, дед отшатнулся и забормотал виновато:

– Да я не смотрел на них, все больше под ноги! Работа у меня такая. Мусор собирал. Видел, как в катамаран залезали, а чтоб обратно высаживались, не приметил. А что случилось-то?

– Где ты их видел?

– Да у проката, вон там! – Он махнул рукой влево.

Лев потащил деда за собой в прокат катамаранов, находящийся в паре сотен метров левее. Парень, выдающий «плавсредства», подтвердил, что женщина и девочка брали у него катамаран на два часа, но назад еще не вернули. Два часа не истекли, и поэтому он не беспокоился. Женщину и девочку работник проката видел впервые, документов не спрашивал, деньги получил вперед. Больше парень ничего сказать не мог.

Пришлось вызвать полицию. Те приехали быстро, ходили по пляжам, опрашивая всех подряд, но вместо дочери нашли только прогулочный катамаран, прибившийся к берегу в паре километров от того места, где последний раз видели пропавшую девочку. Дед-уборщик, взглянув на «плавсредство», сообщил, что катамаран похож на тот, в который садились женщина и девочка, но утверждать, что это тот самый, не может – мало ли одинаковых катамаранов в море плавает!

Но все-таки оказалось, что катамаран тот самый. И когда это выяснилось, Лев ощутил на себе, что значит выражение «свет померк перед глазами». Когда он увидел зацепившуюся за педаль нитку бирюзовых бус, все вокруг тотчас исчезло из поля зрения: полицейские, дед, море, катамаран и даже сама педаль, на которой болтались бусы. Остались лишь бирюзовые шарики – взгляд, казалось, намертво прирос к ним, и ничего больше Лев не мог видеть.

По найденной вещи полицейские сделали вывод, что ребенок и рыжеволосая дама утонули. Предполагалось, что одна из них могла потерять сознание из-за солнечного удара – скорее всего, пожилая женщина, а девочка либо по глупости попыталась вытащить ее из воды и упала, либо катамаран во время падения в воду крупногабаритной пассажирки перевернулся, и, возможно, девочка получила травму, отчего тоже пошла на дно. Полицейские подключили водолазов. Те исследовали дно в течение нескольких дней, и все это время Лев, словно парализованный, сидел на пляже в ожидании страшной находки. Но Раю так и не нашли. Ему сказали, что во время поисков был охвачен достаточно большой периметр, но дальше искать они не могут: начинается шторм, и работать в таких условиях небезопасно. Полицейские все равно определили Раю, как утонувшую. Личность рыжеволосой женщины установить не удалось. На этом и закрыли дело.

Шторм все набирал силу, волны набрасывались на берег, с каждым рывком подступая все ближе. Пена с угрожающим шипением таяла под кроссовками, ее обрывки плевками покрывали лоб и стекали по щекам, застревая на губах, – соленые, как слезы. Лев сидел, уткнувшись лицом в колени. Перед закрытыми глазами одна за другой сменялись картины рокового дня. Его мучило бесконечное «если бы»: если бы они с Раюшкой расположились в другом месте, подальше от рыжеволосой тетки; если бы он не заговорил с девушкой; если бы он, в конце концов, слушал, о чем просит дочь, тогда этого не случилось бы. Не случилось бы в этот раз, но могло произойти в следующий, потому что он и в самом деле хреновый отец, и ему гораздо интереснее было слушать дурацкую болтовню красотки, из которой он едва помнит пару фраз, чем уделить внимание собственной дочери! Красотки… Они исковеркали всю его жизнь! Вечно лезут к нему со своими призывными улыбочками, заманивают щебетом, ослепляют яркой внешностью. Это из-за них ушла Вера! Это из-за них он потерял Раюшку! И сколько ни пытался Лев удержаться, не поддаваться на их уловки, они всегда оказывались сильнее его. Коварные хищницы с глазами ангела! Жадные – им всегда было мало, сколько ни дай. Мало денег, украшений, автомобилей! Они всегда хотят забрать все, что есть, и что еще только будет, получить с его помощью безлимит на красивую жизнь. Они всегда пытаются заграбастать его самого, с потрохами, и ни одна не желает довольствоваться дорогими подарками, на которые он всегда был так щедр! Красотки… Они с грациозной легкостью шагают по головам мужчин и смеются над ними, считая доверчивыми простачками.