— Видела? Где? — Клуфтингер не мог сдержать возбуждения. В нем проснулся инстинкт ищейки.

— Где, где?.. В булочной. Мы с ним там часто пересекаемся. Он, не в пример тебе, не уносится с утра пораньше на службу, а как порядочный выбирает булочки… Ладно, ладно, выбирал. Бог с ним.

Клуфтингер предпочел пропустить мимо ушей упреки и стенания.

— Что он сказал? Кому? Кто был рядом?

— Да уймись ты, никого и никому. Просто что-то купил и ушел. Как обычно, когда я его встречала. А что, вы кого-то уже подозреваете?

Клуфтингер опять не услышал ее вопроса.

— Что он купил?

— Понятия не имею. А у вас уже есть кто-то на подозрении?

— Черт вас всех побери с турецким султаном в придачу! Что он покупал, скажешь наконец?

Жена вздрогнула от такого выплеска неуемной энергии, но опять же уловила главное: не упускать мелочей.

— Рогалик и две булочки из цельнозерновой муки. Как обычно. Как он всегда покупал, отстань наконец от меня!

Но Клуфтингер полагался на нюх своей жены, как ни на что другое. Подчас ему приходило в голову, что лучшего сыскаря для Альгоя и пожелать нельзя.

— А потом? — спросил он, затаив дыхание.

— Да никакого «потом». Он просто ушел, как всегда. — Ее ушки навострились. — А у вас уже есть кто-нибудь на крючке? Его булочкой удавили, да? Вот так удушение! Боже милостивый, это сенсация!..

— Успокойся, — осадил жену Клуфтингер. — Его удушили шнурком.

— Шнурком?

Клуфтингер испугался, как бы голова жены сейчас не взорвалась от бурления мыслей, точно котел под давлением пара.

— Сказал же, шнурком для занавесок.

Он взял в руки пульт управления и увеличил громкость телевизора. Служащий МЧС из Фюссена как раз представлял комплекс мероприятий по «преодолению наводнения» в крае. Фрау Клуфтингер молча встала и захлопнула открытое окно.

— Эй, я просто…

— А теперь послушай меня. У нас здесь, в Альгое, кого-то лишили жизни, и сейчас ты мне расскажешь все. Или…

Это ее «или» неизменно витало в воздухе, когда она хотела от него чего-то добиться. Он не знал, что последует за этим «или», и даже не брался представить себе. Вот и на этот раз рассудок подсказал ему не сопротивляться.

— Вчера, предположительно в первой половине дня, он был задушен в своей квартире. По крайней мере так свидетельствуют предварительные заключения. Результатов вскрытия еще нет. Его обнаружил коллега. По первичным признакам, в доме ничего не похищено. — Клуфтингер, как мог, придал голосу бесстрастность. — Надеюсь, ты понимаешь, что информация не должна выйти за пределы этих стен.

— Задушен в своей квартире… — сентиментально протянула она. — А его интимные связи вы уже выявили? Он был тот еще ходок!

Клуфтингер изломом поднял брови. Его жена явно знала больше, чем полиция.

— Это нам известно — сухо констатировал он.

— И?

— Что «и»? Пока ни одна из обманутых претенденток не объявилась.

Вообще-то ему было несвойственно так откровенничать, но в нынешних обстоятельствах ничего другого не оставалось.

— А какой шнурок? — поинтересовалась жена.

— Какое это имеет значение? Ты что, большой специалист?

— Такой? — Она уже оказалась у окна.

Клуфтингер осмотрел шнур у нее в руках.

— Ну, примерно. Только не такой блестящий.

Жена прошла к шкафу и вытащила кучу каталогов.

Сбросив их на журнальный столик, принялась листать один за другим.

— Может, этот похож? — сунула она ему под нос каталог ИКЕА.

Клуфтингер следил взглядом за ее отточенными профессиональными жестами. «Как она прекрасна!» — подумал он, провожая глазами изящную руку, непринужденным жестом заправлявшую за ухо выбившуюся прядь.

Это откровение, как правило, обрушивалось ему на голову совершенно неожиданно и непредсказуемо. И нечасто. Но против него не попрешь: она была прекрасна. Его оглушило это еще при их первой встрече, на пасхальной неделе, как только он ее увидел. А потом все никак не мог взять в толк, как она могла выбрать его, такого, по его собственному ощущению, невзрачного. Спросить он не решился за все годы супружества. Самым удивительным стало то, что ее красота за все эти годы не померкла. Конечно, со временем в весе она чуток прибавила, но ему это только нравилось. Как нравилась ее ухоженность, которой она уделяла столько времени, что не дай Бог! Она никогда не выходила из дома ненакрашенной, хотя и знала в макияже меру. Но больше всего в ней завораживало то обстоятельство, что в отличие от него морщины не выдавали ее возраст. Разве что пробивающаяся седина, за которой она тщательно следила и с помощью современных красок не давала ей ни малейшего шанса. Ее гладкие, до подбородка, волосы неизменно сохраняли светло-каштановый оттенок, не то что… Он тут же отмел несвоевременную мысль.

— Такой? — Она протянула ему открытый каталог.

Клуфтингер склонился над журналом и замер. Именно так шнурок и выглядел. Это знание ему не сильно помогло, но впечатлило. Он кивнул.

— «Фреквенс».

— Что? — не понял Клуфтингер.

— «Фреквенс», — повторила жена. — Так называется этот гарнитур натяжных гардинных шнуров. В ИКЕА всякий продукт снабжен именем. И этот шнур именно «Фреквенс».

— А ты-то откуда знаешь?

— Ниоткуда. Просто говорю тебе: твой убийца действовал шнуром «Фреквенс» из ИКЕА, тебе мало?

Мало ему не показалось. Шнур на картинке оказался один в один с орудием убийства. И что с того, что у него было теперь имя?

— Этим задушить — как нечего делать, — тоном эксперта заключила жена, склонив голову набок.

— Ну, если уж ты говоришь… — вздохнул Клуфтингер.

— Ах ты Боже мой, бабий умишко не годится для твоих эпохальных дел, да? — съязвила она. — Вот и разбирайся со своими паразитами сам! — С этими словами она швырнула каталог ему на колени и гордо удалилась. Через пару секунд ее голова снова просунулась в дверь. — И не думай, будто с отпуском все покончено. Я иду к Аннегрет!

И не успел он открыть рот, как она исчезла.

— Никому ни слова! — крикнул он ей вслед, прежде чем захлопнулась входная дверь. — Ох уж эти бабы! — наконец-то смог он высказаться вслух, не опасаясь последствий, потом вальяжно развалился и взялся за пульт.

Он и не заметил, как заснул перед телевизором. Но сразу подскочил, поняв, что непроизвольно включил кабельный «Секс-магазин». Он ухватил выпавший из рук пульт и принялся «шерстить по каналам», как выражался его сын. Двадцатый, американский, транслировал бейсбол. «Что за порнография? — подумал он. — Ни футбол, ни баскетбол. Ни уму, ни сердцу».