Столь же стремительно, как возник, шеф скрылся из виду, унося за собой, как дурной запах, нижнебаварский диалект.

— Так, т’перь, г’сп’да, поньли, чт’дел’ть? — передразнил Хефеле босса, к всеобщему удовольствию, прежде чем Клуфтингер успел объявить собрание закрытым.

Разговор Лоденбахера с Клуфтингером закончился, едва начавшись, поскольку дело находилось на начальной стадии и никаких подозреваемых пока не просматривалось. Шеф полиции еще раз указал на резонансность и особую деликатность дела и отпустил его «р’бот’ть н’благо».

На следующее утро комиссар наметил себе посещение молокоперерабатывающего завода, где работал Вахтер. Он велел фрейлейн Хенске обеспечить дежурную машину, чего обычно не делал. Но пустой бак его «пассата» принуждал к этому.

В ожидании служебного авто ему пришлось скинуть куртку. Неустойчивая погода сменила гнев на милость, и из-за облаков проглянуло солнце. К его неудовольствию, подали микроавтобус с затемненными стеклами и радаром. «Ну и черт с ним», — подумал Клуфтингер, усаживаясь на неудобное сиденье.

Подъехав к заводу, Клуфтингер не отказал себе в удовольствии съехать на обочину и понаблюдать, что будет происходить. Новенького — ничего. Все водители, завидев полицейскую спецмашину, резко тормозили и улыбались, проезжая мимо. Он это называл «мероприятиями по воспитанию».

Машина въехала на территорию предприятия, где был настоящий час пик. Два молоковоза, по сути, танкера — но Клуфтингер, как всякий альгоец, любил простые определения, — разгрузились, и по хоздвору затарахтел древний тракторишко без верха, но с прицепом, уставленным бидонами с молоком. Этот семидесятилетний фермер с окладистой бородой и пышными усами явно экономил на молоковозе. «Миленькое дельце, — пришло в голову Клуфтингеру, — вот уж не думал, что у завода такие проблемы с фермерами. И главное, какое количество микроорганизмов в этом молоке?»

На входе в здание комиссару объяснили, как пройти к кабинету старшего владельца, и он начал подниматься по лестнице мимо плакатов, рекламирующих новые сыры завода. По сторонам мелькали молодые динамичные люди с натренированными телами и счастливыми лицами, которые на фоне маунтинбайков, серферных досок, каноэ, сноубордов или роликовых коньков аппетитно уплетали фитнес-сыры. А на заднем плане непременно виднелись Альгойские Альпы. Особенно бросился Клуфтингеру в глаза постер, на котором восточной внешности серфингистка в бикини откусывала от бутерброда с сыром. «Дожили! — вполголоса проворчал он. — Раньше сыр рекламировали пастухи и коровы на альпийских пастбищах, а теперь голые бабы. Приятного аппетита!» Кроме того, Клуфтингера коробили кричащие цвета современной рекламы, нарушавшие шарм архитектуры семидесятых. Они выглядели чужими на этом лестничном пролете с изысканной метлахской плиткой в приглушенных кораллово-коричневых тонах и темно-зеленой ковровой дорожкой с бронзовыми держателями.

Он постучал в высокую двустворчатую дверь.

За ней Клуфтингер обнаружил тот интерьер, который обещал лестничный пролет. За массивным, почтенного возраста дубовым столом сидел невысокий седой человек лет шестидесяти пяти — то есть десятью годами старше самого комиссара. Из-за толстых очков в роговой оправе на него смотрели умные светлые глаза. Светло-серый мешковатый костюм только подчеркивал небольшой рост пожилого мужчины. «А свои сыры он и в самом деле любит», — подумалось Клуфтингеру. У стены позади письменного стола на длинной стойке были выставлены коробки для сыра, причем не какой-то там «низкокалорийной продукции» с рекламных плакатов, а самых настоящих классических сортов. Здесь сырный мир оказался еще в полном порядке. Коробка для камамбера мирно соседствовала с кругом эмментальского — естественно, имитацией, — дальше пустая упаковка ромадура.

— Карл Шёнмангер, добрый день, — приветливо улыбаясь, поднялся хозяин кабинета.

Клуфтингер вместе с Шёнмангером уселись в черные кожаные кресла. Вежливо отклонив предложение кофе, Клуфтингер выслушал явно искренние сожаления по поводу случившегося и приступил к разговору:

— Что вы можете сказать о господине Вахтере в профессиональном плане?

— Видите ли, — мягко начал Шёнмангер, — Филипп Вахтер как профессионал был безупречен и, я бы даже сказал, идеален. Он руководил отделом инновационных разработок. По поводу его личной жизни не спрашивайте, меня чужие похождения не касаются, а здесь, на моем заводе, лучшего сотрудника и желать нечего.

Клуфтингер отметил про себя, что за неполные сутки уже второй человек упоминает о пристрастии Вахтера к женскому полу.

— В лаборатории Вахтер был царь и бог, — продолжал Шёнмангер. — Усерден, трудолюбив, неизменно точен и корректен. Он стал настоящим лидером, и в конце концов это поняли все. Человек с такими данными, знаете ли, просто находка для такого среднего предприятия, как наш завод.

— А какие разработки вел Вахтер в своем отделе?

— Он нашел способ еще больше понизить содержание жира в нашей малокалорийной продукции. И заметьте, без ущерба для вкусовых качеств. Он являлся мастером своего дела. Вначале я выступил против всех этих обезжиренных новшеств, но, попробовав, должен был признать: сыр получился вкусным и к тому же полезным. Однако не за счет того, что нашпигован всяческой химией, дело в методике изготовления, которую разработал Вахтер. Сейчас благодаря ему у нас на выпуске стоят два новых вкуса из линейки ультралегких мягких сыров: зеленая спаржа и руккола. И скажу вам совершенно откровенно: без Вахтера и его идей наше производство не достигло бы таких высот. По мнению моего сына, мы, наоборот, уже обанкротились бы. Вообще-то сын занимается у нас маркетингом, делает это на новомодный манер, но цифры в бухгалтерских книгах говорят сами за себя.

— Так, значит, стремительным расцветом фирмы вы обязаны Вахтеру? — подвел черту Клуфтингер.

— Целиком и полностью. Мы это знали, и ему это было известно. И честно признаться, Вахтер нам стоил дорого. Жалованье он получал на порядок выше прочих. Светило в пищевой отрасли забесплатно не получишь.

— Господин Шёнмангер, поймите меня правильно, но… — Клуфтингер слегка замялся, задавая следующий вопрос: — Если Вахтер оказался таким выдающимся специалистом, почему он не выбрал… скажем, более крупное предприятие?

В первый раз Шёнмангер ответил не столь охотно, и это не укрылось от взгляда комиссара.

— Видите ли, нам просто повезло, мы сумели заинтересовать его, когда он ушел с предыдущего места работы. Вам наверняка известно, что Вахтер родом из Альгоя, а человек рано или поздно возвращается на родину. Тем более таких красот, как в наших краях…

Последний довод комиссар уже слышал. Позже он вернется к этому.

Шёнмангер задумчиво помолчал, прежде чем продолжить:

— Не хочу показаться нескромным, но, знаете ли, ему у нас понравилось. На нашем заводе царит особо доверительная атмосфера. Возможно, потому, что это фамильное дело уже в трех поколениях. Фирму создали мои отец и дед, а я здесь заработал свои первые, так сказать, «деньги на молочишко». — Он широким жестом обвел фотографии на стенах, где была представлена вся история предприятия. — Это моя жизнь, понимаете? Это даже разрушило мой брак. Супруга считала, будто я женат не на ней, а на своей фирме. В чем-то она оказалась права.