— Что земли мне одаль,

Что скота отары?

Серебра и злата

Сундуков не жажду.

Сам себе дружина!

Сам себе богатство!

Я хочу Фомриру

Побратимом стати!

И я думал так же! Землю можно отобрать, скот потерять с мором, серебро потратить или раздать, дружинники могут умереть, зато силу уже никто не отнимет. Только с жизнью! И стать побратимом Фомриру — вот единственно достойная цель.

Но Рейнир Непобедимый покинул северные земли сто зим назад, и больше о нем никто ничего не слышал. Сумел ли он отыскать нужное сердце твари? Шагнул ли выше?

А больше никого столь же могучего не рождала наша земля. И если Измененный перешагнет за пределы сторхельта, Бриттланд падет.

Херлиф вдруг сказал:

— Бездна посылает тварей сюда, чтобы они усиливались за счет людей, и порой достойных воинов заманивает в свою дружину. Как на настоящей войне!

— Это подготовка к ней, — откликнулся Полузубый. — Домну ищет героев и здесь, и там. И неважно, кто победит здесь и сейчас: люди или фоморы. Главное — победить в грядущей битве.

Вмешался жрец:

— Твари — порождение наших грехов. Этот человек был великим грешником, раз его душа отвергла Солнце и выбрала тьму.

Тем временем воины возле измененного решились на атаку. Первый ступил в воду и едва не упал. Течение реки было сильным, а глубина только великану ниже колена. Обычному человеку вода доходила до середины бедра. Надо выманить измененного на берег. Те воины подумали так же и начали швырять в него камни, кричать. Он медленно повернулся, еще раз переступил с ноги на ногу и вдруг прыгнул.

Я выругался, как и многие вокруг меня. Только жрец отшатнулся и очертил несколько кругов перед лицом.

Тварь не только огромна и сильна, она еще была и быстра. Прыжок? Я даже не заметил его. Вот только она стояла посередине реки, и вот уже ломает грудину одному малаху, который не успел отскочить.

Три копья вонзились в тело твари. Альрик с размаху рубанул лапу. Одноглазый замахнулся, но не ударил, а откатился в сторону, и на его место обрушилась рука твари. Как хлыст. Хускарлы закрутились возле, наскакивали и отпрыгивали, рубили и кололи. Тварь двигалась странно. Непонятно. Медленные сонные движения на мгновение сменялись молниеносными, едва видимыми атаками. Никакого ритма. Никакого смысла. Почему бы ей не уничтожить кружащих мошек за раз?

— У сафа нет разума, — пробормотал рядом жрец.

— Что?

— Эта тварь неразумна. Безумна. Сейчас она не ищет битвы, а отмахивается, лишь когда чувствует боль.

— Думаешь так?

— Но раньше она уничтожила несколько родов. Почему? Почему сейчас не убивает всех подряд?

И жрец бросился с расспросами к малашьей большухе.

Сражение продолжалось. Наскоки, рубящие удары, откаты. Тварь медленно отходила от реки, изредка отвешивая хлесткие выпады.

— Сейчас! — закричал Гачай. — Нужно идти сейчас! Всем!

И повторил то же на бриттском и малахском языках. Большуха завопила пронзительно на своих воинов, и малахи тут же двинулись к речке. Мы последовали за теми, кто должен был отсечь тварь от воды. Проще все же сражаться, стоя на твердой земле.

Альрик отскочил к нам.

— Я едва поцарапал ее кожу, — сказал он нам. — От шестирунных не будет никакого толку.

Затем оглянулся, увидел, что кроме нас четверых, вокруг только малахи. Полузубый с бриттами ушел левее.

— Почему пошли? Рано же.

— Жрец заорал, что нужно прямо сейчас.

— Так, ваше дело — не мельтешить под ногами. Она бьет, только если ее задеть. Вы только погибнете почем зря. Стойте здесь!

Вблизи тварь еще меньше походила на человека: маленькая серая голова с огромным ртом болталась где-то высоко на короткой шее, зато конечности больше походили на обтянутые кожей кости без единой мышцы, из плоского зада торчал небольшой отросток, словно зачаток хвоста.

План там был или нет, но малахи не умели сражаться вместе. Они атаковали тварь вразнобой. Кто бил охотничьим копьем с узким листовидным острием, хотя лучше бы подошла рогатина, кто рубил тяжелым топором. Двуручный меч или секира — вот лучшее оружие для такой толстой шкуры. Я видел, как после мощного удара семирунного на ноге измененного кровь едва проступила через трещину в коже.

Он что, каменный? Тогда бы он не смог двигаться так быстро!

Я, Плосконосый, Булочка и Простодушный стояли на берегу Козы и просто смотрели. Нам и впрямь там нечего было делать! Мы могли только помешать более сильным воинам.

Три человека уже погибло. И я видел своими глазами, как кто-то рубанул по бедру измененного, что-то треснуло, и тварь вдруг выстрелила длинными руками, ухватила двух ближайших воинов за шеи и громко ударила их головами друг о друга. И все это за мгновение: треск, громкий хлопок и два хускарла со смятыми черепами рухнули наземь.

— Быстрее! Быстрее! — орал жрец на всех языках, оставаясь позади атакующих.

Да почему он так спешит?

Я невольно переступал с ноги на ногу, перекидывал топорик, фыркал, представляя себя в гуще воинов. Пусть бы я и не нанес раны, но снова ощутил бы кипящую кровь, азарт боя, риск попасть под удар… Разве оно того не стоит?

Натиск стал плотнее. Ноги твари со всех сторон покрылись трещинами и царапинами, тоненькие струйки крови застывали, едва вытекая. Один хельт — рослый мужчина с красно-коричневой полосой под глазами — пошел к твари, отталкивая мешающих хускарлов. В правой руке — секира из толстого железа, в левой — тяжелый щит, на голове — череп медведя, а за плечами — плащ из его шкуры. Истинный бьорман, человек-медведь!

— Ррра! — раздался его гулкий рык.

Измененный стоял, свесив длинные руки. Молча.

— Ррра!

Хельт с разбегу рубанул секирой по внутренней части бедра, обогнул тварь, еще раз рубанул сзади.

— Хииииях! — впервые с начала боя тварь подала голос, мерзкий высокий писк.

Она подпрыгнула, развернулась, хлестнула рукой. Хельт прикрылся щитом, но отлетел на несколько шагов. Почти что к нам. Прыжок измененного. Я отшатнулся, соскользнув в ледяную воду реки.

Свист! Треск! Удар! Удар! Россыпь ударов твари по хельту. Щит в его руках треснул. Хельт швырнул щит в морду твари, но та легко отбила его.

— Ррра!

Секира малаха мелькала с такой скоростью, что я видел лишь движение, но не лезвие. Внезапный выпад. Секира врубилась глубоко в щиколотку твари. Та завизжала.

И я вдруг оказался по уши в воде, оттаскиваемый течением в сторону. Я ударился ребром о камень, вцепился в него и только так сумел остановиться, а затем и встать.