Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Полагаю, папа уже все знает от самого Макса, – сказала Берди.
Утомленная, скучающая официантка прошла мимо с подносом, полным разноцветных кусочков странной формы, которые преподаватели домоводства называют горячим угощением. Вслед за Уэнди Берди наугад взяла одно из причудливых кулинарных изделий и надкусила. Сандвич оказался мягким, теплым, вкусным, с начинкой из морепродуктов, неузнаваемых от обилия специй.
– Восхитительно, – улыбнулась Уэнди, аккуратно вытерла пальцы салфеткой и повернулась к официантке. Заметно просветлев лицом, та предлагала закуски Дугласу. – Дорогая, не могли бы вы передать поварам, чтобы быстрее подавали еду? Стоим здесь уже довольно долго, а явился лишь первый поднос.
Вспомнив о своем предназначении, официантка прервала зрительный контакт с красивым джентльменом, кивнула и удалилась. Дуглас проводил ее томным взглядом и отправил в рот мясной шарик.
– Симпатичная задница, – произнес он, не переставая жевать. – Ммм…
Берди внимательно посмотрела на Дугласа: что-то в нем вызывало недоверие. Но что именно?
– О, Дуглас! – Уэнди снисходительно засмеялась.
– И все же не идет ни в какое сравнение с маленькой китайской куколкой, Уэнди. Должен заметить, что твой вкус развивается. – Дуглас все еще смотрел в сторону кухни.
Берди проследила за его взглядом. Официантка, чью соблазнительную фигуру он столь откровенно одобрил, разговаривала с миниатюрной, изящной азиатской женщиной в простом белом платье. Наверное, это и есть маленькая китайская куколка Мэй – экономка. Она спокойно выслушала официантку и отправила ее в кухню.
– Прежняя экономка, кажется, миссис Капуфс, носила косы и такую физиономию, от которой молоко кисло, – усмехнулся Дуглас. – А малышка Мэй прелестна. Какое тело!
– Бедная миссис Карстерс! – возмущенно воскликнула сестра. – Дуглас, это было сто лет назад. С тех пор папа сменил несколько дюжин экономок. Я очень довольна Мэй. Сначала сомневалась. Ну, ты понимаешь: все-таки вьетнамка. Однако рекомендации превосходные, да и стоит не слишком дорого. Оказалась настоящим сокровищем. Очень тихая. Похоже, боится даже собственной тени. Подозреваю, что прячет разбитую посуду. Представляешь? Стесняется признаться. Но невероятно чистоплотна. Работает здесь уже шесть месяцев. Рекорд! Тебе хорошо жить в Перте, от греха подальше, а на мне лежит обязанность заботиться о папе. Должна признаться, он ужасен. – Журча подобно монотонному ручью, Уэнди повернулась к Берди: – Пока я жила тут, все было замечательно. Сама разбиралась с экономкой и слугами, так что проблем не возникало. Люди работали в доме годами. А с тех пор, как папа взял управление на себя, все пошло вкривь и вкось. Поручает мне нанимать этих бедных женщин, а потом так грубо с ними обращается, что они сразу убегают. Или говорит, что они сводят его с ума своей тупостью, и увольняет их. Одна продержалась всего пять часов!
Берди улыбнулась. Она не представляла, как можно работать на Макса даже пять минут.
– Что ж, будем надеяться, что Мэй продержится дольше – хотя бы до моего отъезда, – многозначительно произнес Дуглас.
– Шутки шутками, но не вздумай ее обидеть! – строго предупредила брата Уэнди. – Кажется, во время предыдущей встречи ты уже успел напугать ее.
– Все улажу, Уэнди.
– Не говори глупостей. Девушка стеснительная, да и по-английски говорит не лучшим образом. В общем, держись от нее подальше. Если она уволится сейчас, то я умру. Потом станет проще.
– Почему? – Дуглас не сводил с Мэй жадного взгляда.
– Ну… – Она слегка смутилась. – Думаю, папа уже составил план. Видишь ли… наверное, тебе можно сказать, правда? Полагаю, что теперь, собравшись на пенсию, он постарается уговорить меня вернуться и жить вместе с ним, вести все дела: заниматься канцелярией и домашним хозяйством. Тогда я снова смогу управляться с экономкой, уборщицами и прочим персоналом. Папа уже несколько раз намекал на грядущие перемены. – Уэнди вздохнула. – Жаль, конечно, бросать свой дом, но ничего не поделаешь. Тем более что без Роджера там стало невыносимо пусто и грустно. А папа так добр ко мне! Если я ему нужна, то сделаю все, что смогу.
Дуглас открыл рот, чтобы выразить собственное мнение, но не успел: раздался резкий свист. Мгновенно наступила тишина, сменившаяся глухим невнятным бормотанием. Все взгляды устремились на Макса Талли. Неотразимый в цветастой рубашке, хозяин дома остановился возле рояля. Добившись всеобщего внимания, он улыбнулся и вытащил пальцы изо рта. Торжественно поднял бокал. Официанты начали разносить свежее шампанское.
– Вот, начинается, – не к месту прокомментировала Иза Траби. – Слабительное, пожалуйста!
Уэнди обернулась и взглянула с нескрываемым осуждением. Иза захихикала и, залпом осушив бокал, пробормотала:
– Прошу прощения.
– Друзья! – начал Макс. – Буду краток.
– Знаем, знаем! – насмешливо воскликнул кто-то из гостей.
– Оставлю реплику без внимания. Спасибо за то, что пришли, за добрые пожелания и за подарки. Особенно за подарки. Для тех, кто запамятовал, напомню, что принимаю чеки, а также карты «Дайнерс клаб» и «Американ экспресс», так что на обратном пути не пройдите мимо Уэнди.
Раздался дружный смех.
– Сегодня мне исполнилось семьдесят лет. Число «круглое»: семь и ноль. К этому возрасту человек уже начинает понимать, кто его друзья. Во всяком случае, я прекрасно понимаю. – Маленькие черные глазки за стеклами очков увлажнились. – Мои друзья собрались здесь. Люблю вас всех. За долгие годы мы провели вместе вот в этой самой комнате немало счастливых часов. Мне повезло.
– Это нам повезло, Макс, – произнесла Иза.
– Спасибо, Иза, – улыбнулся Макс, немного помолчал, глядя в бокал, а потом продолжил: – Пожалуй, пора закончить прелюдию. Должен сделать заявление. Точнее, два заявления. Я наконец-то решил сделать мисс Клаудиу Бадд честной женщиной и исполнить то, что ее журнал обещает из года в год, насколько хватает памяти, а именно уйти на пенсию. В пятницу состоится последнее утреннее шоу Макса Талли.
Раздались удивленные возгласы и возражения. Берди ощутила судорожное рукопожатие: Уэнди заметно нервничала.
– Я же говорила, – прошептала она со слезами на глазах. – Знала, что это произойдет. Бедный старенький папа. Какой удар для него! Но это к лучшему, Верити Джейн, к лучшему. Он очень устал.
Берди обернулась и посмотрела на своего отца. Тот поморщился. «Ничего не поделаешь, подобное рано или поздно случается, – словно говорило его мгновенно погрустневшее лицо. – Все мы стареем». Потом он вскинул голову, и Берди отвернулась. Увидела, что Бервин стоит рядом с Максом и выглядит удивленной, будто не ожидала услышать его слова. Может, думала, что, несмотря на планы, Макс все же не решится сделать последний шаг?
Макс поднял руку, призывая к тишине:
– Честно говоря, страшно утомился от постоянного напряжения. Уже слишком стар для ежедневных прямых эфиров. Пора уступить дорогу молодым – тем, у кого язык подвешен лучше, лицо симпатичнее и плечи шире. Найти дюжину-другую таких молодцов не составит труда.