– Сбежать?

– Да!

Пусть побег не удался, но она была готова пробовать снова и снова. И кхассер это понял. Ухмыльнулся недобро:

– Значит, остаток пути, проделаешь связанная, поперек седла.

– Я все рано буду сбегать!

– Тем хуже для тебя, – в его глазах начала разливаться чернота, и Ким съежилась, ожидая новой боли, но ничего не произошло, потому что Хасса отвлекли встревоженные крики его людей сверху.

Он резко обернулся в сторону перевала, откуда уже раздавался тихий рокот.

– Твою мать…

Ким тоже обернулась и не поняла в чем дело. Что это за белая дымка, стелящаяся вдоль склонов, что за вспышки то неистово-синие, то морозно-лиловые, что это за гул, нарастающий с каждым мигом.

Хасс обернулся, подхватил ее когтистыми лапами и взмыл в воздух.

Спустя миг их настиг удар ледяного ветра такой силы, что майтикора тряхнуло, едва не размазав о скалы, а следом миллионы острых, словно иглы снежных крупиц ударили в лицо. Ким не могла сделать вдох, только беспомощно болталась, когда похититель, взмахнув широкими крыльями, увернулся от ледяного обломка.

Шторм надвигался так быстро, что до убежища, в котором притаились остальные, им было не успеть. Хасс снова вильнул в сторону, уклоняясь от несущегося прямо на них куска льда, нырнул под облако морозных игл, а потом свернул к той пещере, которую отверг раньше. На лету зашвырнул Ким в узкий проем, ворвался следом, оттесняя ее в самый дальний угол. Не дав ей опомниться, подгреб к себе лапой и, навалившись сверху, закрыл их обоих тяжелыми крыльями.

Хасс был зол.

Меньше всего ему хотелось задерживаться на этом сложном перевале, но с утра вместо того, чтобы отправиться в путь, он решил еще раз вернуться в долину. Что его туда гнало – не понятно. Только отдав своим людям распоряжение ждать, он перевоплотился в кинта и полетел обратно.

Сделав большой круг и не заметив ничего нового или необычного, кхассер опустился на ледяной выступ, притаившийся у подножья гор. В долине как всегда пусто. Надо было уходить, потому что горы на границе с Милрадией всегда неспокойны. Снежные бураны налетали один за другим, снося все на своем пути. Один свирепствовал ночью, второй должен был нагрянуть ближе к вечеру.

Времени на подъем оставалось все меньше, но он не уходил, что-то держало его на месте, заставляло ждать. Он жадно втягивал морозный воздух, водил ушами, наблюдал.

А потом почувствовал…

Чей-то взгляд. Робкий, настороженный, испуганный.

Хасс всегда знал, когда на него смотрят. Это была женщина. Она пряталась среди редкой еловой поросли на вершине соседнего холма. Неумело пряталась: задевала ветки, сбивая с них снег, оставляла следы. Не похожа на воина.

Он не шевелился, неотрывно следил за человеком, скользил взглядом по ближайшим укрытиям, анализируя, разыскивая остальных. Больше никого не было. Откуда бы здесь не взялась эта женщина, но она была одна. И она пыталась сбежать.

Как глупо.

Едва она скрылась из виду, как Хасс поднялся в воздух, стрелой устремился к ней и тихо опустился на тот самый холм, ничем не выдавая своего присутствия.

Она не замечала его до самого последнего момента, когда уже поздно было прятаться. И конечно побежала. Неуклюже, проваливаясь в снег и спотыкаясь. Он настиг ее, свалил на землю, едва справляясь со своими хищными инстинктами.

Когда от тебя бегут – хочется рвать, в клочья.

С ее головы слетел платок, и тугая светлая коса упала на плечи. Внезапно захотелось потрогать, проверить такая ли она мягкая на ощупь, как кажется. Вместо этого он поднял ее за шкирку, разворачивая к себе лицом.

Молоденькая совсем, хрупкая. Кожа, такая светлая, что кажется фарфоровой. И Глаза… Зеленые, словно кошачий изумруды.

Он видел множество женских глаз: зеленых, карих, голубых, как небо, томных с поволокой, и пылающих словно лесной пожар. Но только от взгляда этой замарашки, внутри сжималась тугая спираль – глупость, не имеющая никакого значения.

Откинув в сторону эти глупости, Хасс задал вопрос, выпуская на волю силу зверя, причиняя боль. Он никогда не жалел пленных, и будь у него чуть больше времени, узнал бы всю правду о том, кто она, как здесь оказалась, и где все остальные, но в воздухе уже звенело от холода, и горы зловеще нашептывали и том, что им не скрыться.

В лагерь он тащил ее как куль с мукой, бесцеремонно дергал, перехватывал из лапы в лапу, при этом жадно прислушиваясь к тому, как срывается с губ ее дыхание.

Она его волновала. Отвлекала от важных мыслей. Хасс не любил, когда его отвлекали и всегда знал, как избавиться на мешающего элемента. Еще на подлете к лагерю решил, что отдаст свою находку императору, преподнесёт в дар, как трофей, добытый в долине…

И что в итоге?

Он с ней в пещере, укрывает от лютующего Сеп-хатти и жадно принюхивается. Ее запах, не такой как у всех. Он задевал что-то внутри, царапал, отравлял. Хотелось уткнуться в нее носом и урчать, словно большой, сытый кот. Рядом с ней по венам расползалась слабость, которую Хасс не прощал ни другим, ни самому себе.

Поэтому тихо зарычал, когда Ким попыталась отодвинуться, и отвернулся, пряча морду под крылом. Так стало легче, но не на много. Он слышал, как грохотало ее сердце, билось в груди испуганной птицей, и каждый удар эхом отдавался в его голове.

***

На улице свирепствовал буран. Завывал, бросался на скалы, рассыпаясь миллионами искр, забрасывал снежные хлопья в пещеру, гремел, разрываясь ледяными молниями. Сеп-хатти был напитан отголосками подземных жил, пульсирующих в недрах гор, и древней магией, разделяющей два мира. Попасть в него на отрытом месте – смертный приговор, но он же давал шанс пройти через Драконью гряду, сминая на своем пути барьеры, которые невозможно преодолеть летом.

Хасс не боялся его. Он давно привык и к холоду, к колючим ледяным брызгам и к тем искрам, что бежали вдоль хребта. Сколько на его счету переходов в долину? Пять, десять? В последний раз он приходил сюда пару лет назад. Точно так же вел людей самыми безопасными тропами, и точно так же пережидал буран в пещерах. В этот раз не было никаких отличий, кроме одного.

Эта девчонка стала одной сплошной проблемой.

Он чувствовал ее страх, ненависть, желание сбежать. Она его злила, а еще вызывала странное желание удержать. Кхассеру это не нравилось, как и то, что он чувствовал, когда его воины бросали на нее заинтересованные взгляды.

На что там смотреть? Худенькая, как свечка, бледная. Он бы даже назвал ее невзрачной, если бы не глаза, которые жгли нестерпимой зеленью.

Одно Хасс знал наверняка – надо избавляться он нее. Отправить в Андер, чтобы глаза не мозолила и все. Осталось только довезти и не придушить по дороге. Потому что если она и дальше будет испытывать его терпение, то желание свернуть тонкую шею станет поистине невыносимым.