Кёниг незамеченным стоял в дверях, наблюдая за игрой худенького голубоглазого и светловолосого бога-ребенка. Жрецы Геборене построили этот миниатюрный город и вырезали крошечных человечков из кусочков дерева разного цвета. Игрушечный город населяло двадцать пять сотен крестьян, сто солдат, пятьдесят из которых конные, и несколько сотен различных животных. Основываясь на собственном опыте, Кёниг считал, что модель не вполне реалистична, потому что в ней слишком мало куриц. Город также был лишен стен и любого рода оборонительных сооружений, но Кёниг думал, что они будут только мешать ребенку играть.

«Все мои надежды зависят от этого ребенка». Для того чтобы планы Кёнига воплотились, решающее значение имело беспрекословное подчинение мальчика, и Кёниг видел только три пути к этой цели: поклонение, страх и любовь. «Похоже, реальности свойствен жестокий юмор». Кёниг чувствовал, что как раз тем из этих способов, который давал больше всего шансов на успех, на самые лучшие результаты, он владел хуже всего. Вызывать поклонение и страх такой могущественный гефаргайст, как Кёниг, умел с легкостью, но у обоих этих чувств были свои недостатки. Намного эффективнее иметь бога, который сам будет желать помочь ему, изо всех сил будет стараться угодить.

«Как заставить этого мальчика любить меня?» Воспоминания о собственном детстве ни капли не помогали Кёнигу. Этот вопрос вызывал у него неприятное чувство, будто холодным дыханием щекотал его сзади по шее. Ему нужно, чтобы Морген нуждался в нем. «А потребность – это слабость».

Морген, будущий бог Геборене Дамонен, был так погружен в свою игру, что не заметил Кёнига. По желанию Моргена отряд из сорока крошечных солдат маршировал по улице к центру городка, где собралась толпа из примерно двух сотен крестьян. Кёниг наблюдал за происходящим с интересом. Происходящее в сознании ребенка столь же загадочно, как и другие тайны этого мира. «Что управляет воображением мальчика, заставляя его вести эти монотонные игры?»

Морген передвигал солдат по одному, пока они все не оказались обращены в сторону толпы крестьян; он часто останавливался, чтобы стряхнуть со стола крошечные ворсинки или пылинки или более точно поставить игрушку на отведенное для нее место. Многие игрушки он поправлял раз по пять-шесть, пока не удовлетворялся тем, как и где они стояли. Он подвинул вперед капитана стражи, туда, где тому предстояло встретиться с человечком, по мысли Кёнига, представителем крестьян. Если между этими двумя и шел диалог, происходил он только в голове мальчика, который неподвижно сидел, глядя на игрушечных человечков, собранных перед ним. В опущенных плечах Моргена, в том, как тот протягивал руку за одним человечком, но потом останавливался и брал другого, Кёниг ощутил неудовлетворенность. Казалось, он не мог решить, какого именно двигать первым.

Кёниг удержался, чтобы не ахнуть от удивления, когда деревянные солдаты вдруг покинули свои места, подняли крошечное оружие и пошли в атаку на собравшихся крестьян. Через секунды игрушечный городок превратился в место бескровной резни – солдаты отрубали крестьянам деревянные конечности. Недостаток в вооружении крестьян компенсировался многочисленностью их рати. Солдат стаскивали с лошадей, отбирали у них оружие, а после этого либо разрывали на куски, либо избивали миниатюрными граблями и другим крестьянским инструментом. Морген сидел, отклонившись назад, ни к чему не прикасаясь. Сначала казалось, что у солдат преимущество, но вскоре на улицу вышло еще больше крестьян. На помощь первым сорока солдатам прибыло еще шестьдесят, но в этот момент в бой вступили более тысячи крестьян. Через несколько минут городок был усыпан деревянными трупами, а оставшиеся в живых крестьяне забирали оружие у убитых солдат.

Кёниг откашлялся, и тогда Морген без всякого удивления на лице взглянул на него. Деревянные игрушки замерли, как только мальчик отвел от них глаза.

– У тебя небольшие проблемы с твоими крестьянами? – спросил Кёниг.

На мгновение худенькое лицо Моргена озарила улыбка.

– Да. Крестьяне взбунтовались.

– Вот я и вижу.

– Нет, я пошутил. Я слышал об этом от Ауфшлага.

Кёниг постарался не показывать свое недовольство.

– Да, конечно. – «Возможно, в будущем мне стоит держать Ауфшлага подальше от мальчика». – Тебе весело?

– Да. Обладая численным превосходством, они победят лучше вооруженного противника. Таким образом, крестьяне остаются крестьянами только потому, что позволили себе быть крестьянами. Возможно, они сами этого хотят, правда, мне это непонятно. Они с таким же успехом могли бы стать правителями, если бы пожелали.

– Это отчасти верно, но ты не видишь всей картины. Ты предполагаешь, что крестьяне знают, что победить правящих им под силу. Ты предпологаешь, что им придет в голову попробовать. Наконец, ты предполагаешь, что многие будут готовы умереть во имя этой цели. А когда крестьяне захватят власть, кто станет всем управлять? Кто – трудиться на полях? Кто заменит погибших солдат? Что тогда, не взбунтуются ли крестьяне против своих новых правителей?

– Вы имеете в виду, что всегда будут крестьяне и всегда будут правители?

– Я говорю, что крестьянам нужны хорошие вожди. В сердце любого режима находятся его работники, которых можно назвать крестьянами или иначе, как сочтешь нужным. Пока сильна их воля, сильным остается и режим. Сломите работников, и вы разрушите империю.

Морген задумчиво прищурился, внимательно рассматривая собственные руки.

– Поэтому сейчас больше нет крупных империй? – Он поковырял под ногтем, будто вычищая оттуда что-то невидимое для Кёнига.

– Это только одна из причин. Правда в том, что боги стремятся сделать так, чтобы человечество было раздробленным и слабым.

– А как же древние империи? В прошлом весь мир был единой империей, Меншхайт Лецте Империум, так, я думаю, она называлась.

– Откуда ты это узнал?

– Прочитал.

«Кто, чтоб ему провалиться, позволяет Моргену брать эти книги?» Кёниг сделал для себя мысленную заметку о том, что позже надо будет с этим разобраться.

– Боги поняли, что единство человечества не в их интересах.

– И поэтому я должен Вознестись?

– Да. Ты объединишь все человечество и принесешь нам то будущее, управлять которым будем мы. Ты возвратишь времена империи.

Мальчик смотрел на него, не мигая.

– Ты станешь богом Геборене Дамонен, – закончил Кёниг, наполнив свои слова крепкой как камень уверенностью.

Морген обвел взглядом комнату, а глаза его были влажными.