Осенью 1924 года на четырех линейках человек двадцать пять батраков из Тав-Даира поехали в соседнюю деревню Суюн-Аджи. Она была в 4–5 километрах от Тав-Даира. На линейке был и я вместе с матерью и отцом. Ехали мы для ознакомления с деревней, ее хозяйством. Раньше Суюн-Аджи была чисто татарской деревней. Здесь жил Аджи Суюн, который и оставил деревне свое имя.

Так получилось, что эта деревня опустевала дважды. Первый раз после Крымской войны часть татар из сел Вейрат, Джанатай, Джафер-Берди, Терен-Айер, Суюн-Аджи, Юкары Мамак, не выдержав издевательств царских чиновников, покинули родные места и уехали в чужие края – в Османскую империю, со временем оказавшись жителями Болгарии, Румынии, Турции.

На освободившиеся земли поселили немецких колонистов, в основном из Швейцарии. Они снесли татарские дома и построили свои, добротные, высокие, рядом – коровники, конюшни, свинарники, молочно-товарные фермы. Колонисты наладили производство сыра, по каким-то своим технологиям, с добавлением удобрений стали обрабатывать поля и сады. Разразилась революция, которую они не поддержали и покинули свое село. В деревне их осталось всего четыре человека: Фриц с больной женой, Ганс и Эрнест Ивановичи. Они были очень старые. В саду жила еще одна семья сторожа Ибрама Шавли. Был он цыган и жил там со своей женой Гульзай, дочерью Курцай и сыновьями Абляй и Фирчай. Больше, кроме кошек и собак, никого в деревне не было.

Мы заехали в старый сад «Къарт бахча». Сторож Ибрам Шавли не хотел нас пускать, но когда увидел разрешительную справку, то обрадовался. Стал рассказывать и показывать все деревья. Угостил красным шафраном и кандилем. Яблоки были спрятаны под сеном в его шалаше. Урожай с деревьев уже был собран, так как дело было в октябре. Потом мы пошли в сад «Инвалид бахча». Там были сливы, абрикосы. Затем осмотрели два больших бывших помещичьих дома, сараи, коровники, фермы…

Всем, кто приехал с нами, сады, земли, добротные дома очень понравились. В садах еще висели на деревьях оставшиеся яблоки. Мы, кто сколько мог, насобирали их в свои сумки. Когда возвращались домой, линейки обгоняли друг друга, а люди весело кидались яблоками.

После того как руководство Крыма официально дало разрешение тавдаирским безземельным беднякам пере ехать на жительство в Суюн-Аджи, был составлен список желающих на переезд. Оказалось 25 семей.

В первой экономии был один большой квадратной формы дом из ракушечника, состоявший из многих комнат. Там разместились следующим образом. Одна угловая комната была оставлена под канцелярию, там жил и работал бухгалтер артели совместной обработки земли. Первоначально это был Килеев – казанский татарин с женой и дочерьми Райла и Рахила. Потом там жил бухгалтер Веджи Эффенди из Тав-Даира, а после него – Намаз асан Садовод с женой Шейде. На другом углу дома жила старушка Лейля Апти. У нее был сын Исмаил. Он служил командиром в Азербайджане. В этом доме также жили Осман Исмаилов с семьей, потом Бейтулла и Зейтулла с семьями.

Этот красивый дом был соединен коридором с другим домом, длинным, но менее удобным. В северном конце этого дома разместился Сеттаров Курт Молла, а рядом Пепи Асан, потом наша семья, а в другом конце жил Шурка Сидоренко. Во второй экономии, расположенной в 150 метрах от первой, разместились другие переселенцы. Там были два добротных дома, а также склады, кузня, небольшой коровник.

Помню имена некоторых жителей: Гафар Шемсединов – художник, его жена Акиме и дети Лейля и Ирфан; Умер Мирза Ширинский, Мустафа Абиев и его жена Соня. Немец Фриц с коклюшной женой. Учитель Садык оджа, Леман, Гаша Пастернак с дочерью Клавой, Ресуль Эсатов с женой Зейнеп.

В деревне было пять плодоносных садов. Три в основном были яблочными. В них росли шафран, кандиль, кандиль синап, просто синап, бумажный ранет, зимний, королевский кальвин, семеренко и другие сорта. Три гектара были засажены абрикосами, сорт – садовый крупный. Сливовый сад и небольшой малиновый. Вокруг каждого сада были посажены вишни крупных сортов.

Переселенцы решили сады обработать и сообща собрать урожай.

Поле для посева хлебов тоже обработать сообща (вспахать, засеять, собрать урожай), и только поливные земли под огороды разделили между собой из расчета на душу населения. Летом все вместе собирали с садов яблоки и груши. Приезжала бригада мужчин и девушек, которые сортировали фрукты на отправку за границу. Садоводом был назначен Асан Намаз, полеводом был Хайбулла Бенарифов. Мой отец Курт-Сеит был председателем артели и одновременно спецогородником.

К сожалению, только у Куртмоллы Сеттарова была одна корова, а у Сейдалли Бариева – одна лошадь, кобыла Маруся. Запрягали корову и лошадь в один плуг и пахали огородные земли.

Однажды отец, как обычно, уехал в Симферополь, а к вечеру вернулся на тракторе «Фордзон». Трактор остановился возле нашего дома. Трактористом был русский парень Гриша. У трактора собрался весь народ деревни – и стар и млад. Нюхали запах керосина-бензина, осторожно трогали трактор руками. Просили завести. Гриша снова и снова заводил и глушил. Было очень интересно. Ведь эти люди впервые видели железного коня. Спрашивали: кто будет плугатором? Гриша отвечал, что плугатора не надо, и, заведя машину, показывал, как поднимается и автоматически опускается в землю двухлемешный плуг. Один из сельчан сказал: «Ведь говорили же, что на небе будут летать железные птицы, а на земле будут ходить подводы без лошадей. Вот это оно и есть».

Утром следующего дня, когда Гриша завел трактор, все сельчане уже собрались, чтобы посмотреть, как пашет железный конь. Отец и Гриша сели на трактор и поехали на поле возле старого татарского кладбища, метрах в трехстах от деревни. Отец показал Грише границы поля, которое надо было вспахать. Все сельчане собрались около трактора и стояли в ожидании чуда.

Гриша сказал: «Ну, поехали!» Трактор тронулся, опустил плуг на землю. Двухлемешный плуг вонзился в землю, и валки вспаханной земли стали ложиться на стерню. Люди стар и млад, женщины и дети долго шли за трактором, пока он не сделал четыре-пять оборотов вокруг поля. Все надышались запахом бензина. Обед трактористу принесли в поле. К вечеру все поле было вспахано. Селяне говорили: «Вот это да!»

Вечером трактор пригнали к нашему дому. Гриша из бочки, которую привез с собой из Симферополя, заправил его керосином. Спал он на кровати, которую постелили прямо на улице возле нашего дома. Мама готовила ему еду. Я иногда ночевал рядом с ним. Самым любимым человеком в селе был тогда тракторист!

Всем переселенцам объявили, что государство с них в течение трех лет никакого налога брать не будет. Все работали вместе, а осенью все, что заработано, делили между собой. Огороды, сады, поля дали хороший урожай. В первый год работы на этой земле к зиме почти все купили коров, а некоторые даже лошадь и брички. Собрав по 1 рублю с каждого хозяина, артель за 24 рубля купила корову и подарила ее одинокой старушке Лиле, единственный сын которой служил в Баку в Красной армии. В селе его называли Исмаил-командир. Он каждый год приезжал к маме. Люди стали лучше одеваться, сытно есть. Суюнаджинские земли оказались очень плодородными. Колонисты-немцы в свое время держали скот, лошадей, свиней. У них были прекрасные молочные фермы, коровники, конюшни, свинарники. Весь навоз вывозили на поля и удобряли. Земля была мягкая, рыхлая, чистая, давала богатые урожаи. Через два года людей было не узнать. В деревню часто приезжали руководители республики и знакомились с положением дел. С их подсказки стали сеять табак, шалфей, лаванду, даже пробовали выращивать хлопок, но он не успевал созреть. Была организована артель «Яш кувет»[49]. Землю в основном пахали на собственных лошадях или волах.