Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гостья пригубила лафайет и с прищуром посмотрела на Клейнмениху. Красива – да, но красота какая-то хищная, плотоядная. Муженек у нее знатный… Якшается со всякими спиритуалистами, оккультистами, масонами… По последним данным – здесь гнездится штаб английской разведки. Во всяком случае, одного агента она тут заприметила… Ее дело – внимательно за всем наблюдать, делать выводы и докладывать кому надо…
* * *
– Сегодня опять у нее?
– Опять.
Он посмотрел на своего визави с неким любопытством. Вроде бы человек свой, но кто знает, что таится за этим высоким лбом и капризным изгибом губ. Сейчас все словно раздвоились. С виду благопристойные порядочные граждане, а внутри… Людей словно охватила лихорадочная жажда всех удовольствий сразу. Никто не хочет ждать, кровь бурлит и закипает. Оно и понятно – обстановка тревожная… Война! Дела плохи. Все разваливается. Недавно прошли немецкие погромы, а что будет дальше – никто не знает. Содом и гоморра! Случайно ли люди стали искать ответы на свои вопросы в другом мире? Не в этом, а в том, загадочном и потустороннем, которому еще нет названия.
Вспомнились вдруг строчки из Апокалипсиса, и он осенил себя широким крестом… Боже, спаси и сохрани Россию!
Салон Клейнмихель он знал неплохо. Дамочка бойкая, верткая, собрала вокруг себя любителей всего загадочного и потустороннего, желающих моментального путешествия в миры неизведанные. Никто не хочет земных странствий – всем сразу подавай то, чему еще и определения нет… Хотя, если задуматься, спиритизм – явление не новое…
* * *
Он на цыпочках зашел в кабинет отца. Тот сидел и читал книгу «Соборник уложения».
Увидев сына, отложил очки и спросил:
– Что, Алеша?
От этого ласково-умилительного «Алеша» хотелось плакать – как в детстве.
– Да… я… – Он мялся, не решаясь сказать, что хотелось просто прийти и поговорить с отцом. Но тот словно понял его сомнения.
– Проходи… Ты что-то поздно?
– Да я… был… – И краска залила его лицо. – У Марии Эдуардовны Клейнмихель.
– Ты, конечно, уже взрослый, но помни, что соблазнам поддаться легко, а честь сохранить трудно, тем более сейчас времена смутные… Туча висит над Россией, и когда она развеется – неизвестно. Нужно быть готовым ко всему…
Хотелось спросить, что это значит, но он не решился. Спустя какое-то время все же набрался смелости.
– То есть все так плохо? – И устыдился своего слишком детского вопроса. Ему ведь так хотелось выглядеть взрослым.
– Не просто плохо, а скверно! Изо всех щелей на страну полезли супостаты… И несть им, кажется, числа… Встал на дыбы зверь Апокалипсиса, и как его укротить – никто не знает.
– А царь?
Отец молчал, словно обдумывал про себя какую-то мысль.
Наконец вздох вырвался из его груди.
– Царь слаб… – Он посмотрел на икону в углу. – Он не один, вокруг него советники. Они-то и погубят страну. Жаль, что это понимают немногие, Алеша. Боюсь, что для России наступают тяжелейшие времена, и надо готовиться к худшему.
* * *
Было темно. Ему чудилось, что он слышит дыхание людей рядом. Но кто справа от него? А кто слева? Он вроде бы все хорошо помнил, но уже, оказывается, позабыл. Его внезапно прошиб холодный пот. Вспомнилась длинная витая лестница в подмосковной усадьбе: когда он шел по ней в темноте – на ощупь, не глядя на перила, – было ощущение, что еще один шаг – и он свалится в неминуемую пропасть… Так и здесь… Страшный обряд, когда человеку как бы шутя отрубают руки…
* * *
…Собеседник был тучен и явно страдал одышкой. Алексей старался попасть в такт его шагам, но получалось плохо. Он то забегал вперед, то отставал. В сумерках ему виден был профиль собеседника – надменный, углы губ опущены вниз, подбородок вздернут кверху. «Видали мы и не таких желторотых юнцов», – казалось, говорил весь вид этого господина. Алексей невольно покраснел. Боже, сколько еще он будет стыдиться возраста, хоть бы поскорее повзрослеть и доказать всем свою самостоятельность.
– Ну-с, молодой человек. Что вы скажете на все это? – услышал он справа.
Так он и думал: опять его с насмешкой называют «молодой человек»! Алексей стиснул зубы. Когда же все это кончится?
– Россия в беде, и только Божья помощь может спасти ее…
– Я не об этом. – В голосе надменного господина прозвучала легкая досада. – Положение нашей страны, конечно, внушает опасения каждому добропорядочному гражданину, радеющему о судьбах Отечества. С этим я не спорю. И ваши заботы – весьма похвальны. Я о другом… Как вам наша хозяйка, прелестная Мария Эдуардовна? Как вам у нее?
– Ин… интересно, – чуть заикаясь, сказал он. И тут же одернул себя. Чего он волнуется? Зачем?
– Интересно, – хмыкнул его собеседник. – Не то слово. Оно слишком… бледно. Эти собрания, эти ритуалы… Вы, наверное, слушали невнимательно.
Он покраснел вторично.
– Да. Виноват-с…
– В следующий раз будьте внимательны. Вам может пригодиться… Хозяйка – женщина непростая, как вы уже поняли. Ее салон – один из самых посещаемых в нашем городе. Кто здесь только не бывает! – Господин закатил глаза. – И все это неспроста.
– Да, да, конечно, – торопливо согласился с ним Алексей, чтобы только не прослыть желторотым глупцом.
– Как вы относитесь к Александру Пушкину? – внезапно спросил господин.
– Поэт любимейший и благороднейший… Семейное чтение с младых лет. Люблю слушать и романсы. Например, «Для берегов отчизны дальной…».
Господин даже остановился.
– «Для берегов» – это уже весьма любопытно… Знаете ли вы, кому оно посвящено?
– Конечно! Амалии Ризнич.
– Вот именно! – с каким-то необычайным воодушевлением воскликнул его случайный знакомый. – Вот именно, блистательной Амалии. А как судьба обошлась с ней? Как? Какой ужасный скоротечный конец… Ей бы радоваться жизни, но ее зачем-то отсылают из Одессы, она едет за границу, там попадает в лапы Собаньского. Скоротечная чахотка… И всё… Каково это, а?
«Каково это…» – повторил про себя Алексей. А вслух выпалил:
– Ужасно!
– Вот именно – ужасно, тут я с вами, молодой человек, полностью и абсолютно согласен. Ужасно! Она умирает, угасает… А наш Ризнич женится вскоре на другой… Как будто Амалия ему чем-то не угодила. А? Вы не находите? И чем же ему могла не угодить молодая цветущая женщина, вы не задумывались?
– Виноват-с… Я Пушкина люблю, но…
– Об этом не думали, – словно угадал его мысли незнакомый господин. – А зря, молодой человек, зря. Кстати, как вас зовут?
– Алексей Самарин. А вас?
– Можете называть меня Василий Христофорович.
«Называть», – мелькнуло в голове у Алеши. Это не настоящее его имя или это такой фигуральный оборот речи? Сейчас многие стараются щегольнуть словечком, так сказать, продемонстрировать свою ученость и осведомленность.