Но аварии только «придирка истории», большая логика идет своим путем.

Очень уж серьезно, m-me Туровская!

А суть дела Вы не уловили. Не знаю, уловил ли автор, ибо не читал его произведения. Но суть – вот она: где все явления теряют свою особенность и, если хотите, случайность и подчиняются массовой статистической логике, серийному закону, там движущим рычагом, вносящим оживление, «сюжет», может быть лишь неточность, отклонение. Вот Вам источник Вашего иррационального! «Мир аварий». Но это в своем роде уже было – было в больших муравейниках азиатских деспотий. Там тоже логика развития поручала свое дело исключительному случаю, это был «мир чудес». Но логика развития, большая логика, все же не уступает своей истинной роли, а только противоречиво отказывается от своего прямого действия, пользуясь случайностью, «аварией». Смерть деспота есть «авария». Взрыв завода атомных бомб или прорыв плотины не просто авария, иррациональное. Хотя случайность здесь – повод, как необходимость есть нечто выступающее в иррациональной форме. Есть другая форма единства всеобщей логики и случайного – в ней, конечно, тоже может быть трагизм, но более свободный, человечески понятный, трагизм греков или эпохи Возрождения.

Значит, М. Туровская не поняла, что иррациональность мира аварий проистекает именно из сугубой рационализации и автоматизации всего, в том числе и «идеалов». Это – первое. Во-вторых, она принимает кризис логики всерьез, разделяя глупость современных иррационалистов. В том, что она пишет, – скрытый восторг. Ее анализ на уровне той идеологии, кот[орую] она анализирует.

Нужно было бы написать книгу Современная идеология (подобно «Немецкой идеологии»). Критика нечистого разума.

Мечта – близкая соседка зависти. С другой стороны, зависть соседствует с чувством справедливости.

Счастье

Оно состоит в достижении полноты существования. Это доказывается простым перечислением.

Другими словами, счастье – еще одна сторона «абсолютной истины», высшей действительности и полноты.

Но счастье относится к сфере личности или, по крайней мере, должно быть испытано ею. А единичное существо не может включить в себя полноту существования. Отсюда элемент разочарования – односторонность всего испытанного. «Фауст» Пушкина. И отсюда также «Удовольствие предвосхищения выше удовольствия обладания» Гельвеция.

Счастье в будущем живет, настоящее уныло.

Счастлив тот, кто может жить будущим. Счастливы отдельные люди и народы, живущие будущим, счастливы мгновения, открывающие нам будущее. Несчастлив тот, кто не имеет будущего, кто знает, что он уже не увидит его – каковы бы ни были утешения.

Против теории[одного] настоящего, против тех, кто против будущего (экзистенциализм, etc). Остается: что пройдет, то будет мило.

Вечное в демонике: бунт против узости разумного в мире, против того, что и в самой природе разум пролагает свою дорогу, навязываясь насильственно.

Грехопадение логодицеи в самой природе – низкие средства и Немезида.

«Грабь награбленное!» – это вещь такая, которой конца нет, переделы!

Когда началось отречение от нэпа, сначала нэпманов разоряли. Их облагали все более высокими налогами и требовали уплаты их по несколько раз. Один маленький хозяин типографии, помещавшейся в подвале и печатавшей объявления, уплатил все, что с него причиталось, но «фин» требовал еще, хотя квитанции об уплате были налицо.

Тут действовало правило: «истина имеет классовый характер», «бесклассовой истины нет». Нэпман, зная Луначарского, кажется, оказывал ему какие-то услуги в былые времена, и тот обратился в Наркомпрос. А. В. написал Крыленко письмо примерно такого содержания: «мы можем отменить те законы, которые сами издали, но мы не имеем права развращать наш аппарат беззаконием и ложью».

Ответ был краток: «Анатолий Васильевич! Охота Вам защищать нэпманов!»

Вспомнил ли этот случай Крыленко, когда его самого взяли за бока, приписывая ему ложное дело?

Молотову на конференции задали вопрос: «У нас на селе есть поп, но он против советской власти не агитирует. Как быть?» Молотов ответил: «Поп у вас есть. А пруд есть?»

Бешеные аплодисменты. Дело было в начале тридцатых годов.

Андрей Платонов, сидя за стопкой водки в нашей доброй компании и узнав, что арестован Динамов или другой какой-то сатрап, окруженный теперь венцом мученичества, сказал: «Братцы, а не в нашу ли это пользу?»

Когда старая русская интеллигенция (предреволюционная, «специалисты» и «модернисты») почувствовала необходимость приспособления к новой власти, она вспомнила свою пресыщенность разумом и культурой. И это сплошь с мелкобуржуазным уравнительным бунтом снизу – на горе «идеологии» Октябрьской революции – марксизму.

Ни одно из зол, от которых мы страдаем, не происходит оттого, что оно не имеет «достаточного основания». Все вырастает из доброго зерна, а последствия ужасны. Поэтому, если говорить о теории, то главное и единственное зло – минус диалектики исторического развития верных начал. Но, разумеется, если бы дело было просто в теории!

Одно и то же, но не одно и то же!

Если существует явление: «И верно, да скверно!», то существует, увы, и обратное явление:

«И скверно, да верно!» Сюда относятся злобные предсказания Мережковского, ядовитые критики Изгоева и Философова, реакционные утопии Замятина, Олдоса Хаксли и Орвелла.

Первое суть явление карикатуры на марксизм, отмеченное Лениным как явление не случайное и, в этом смысле, объективное (Ленин вообще рассматривал такие явления как феномен общественной жизни, а не как простые ошибки и преступления, то есть не с точки зрения абстрактной логики, целесообразности и морали). Ленин заметил также, что существует совпадение между карикатурой внешней, сатирической и ее осуществлением, реальной моделью, как будто оправдывающей реакционную критику и предсказания.

Второе – это явление «классовой правды врага», то рациональное содержание, которое содержится в самых злобных выпадах против социализма.

Вот теперь мы видим, что приходится иногда повторять журнал «Свобода и культура» или даже «Вехи». Выходит, белогвардейцы были правы!

Но вообще – как бы ни были противоположны точки зрения, существует объективное содержание человеческой мысли. Поэтому совпадения возможны. Но когда двое говорят одно и то же – они говорят не одно и то же, а совсем разное. До какой степени нужно остерегаться говорить одно и то же? Наша задача не допустить влияния общей формы, штампа, окончательных выводов, связанных с определенным классовым толкованием объективной истины, на само содержание дела.

В остальном бояться нечего. Бояться же вообще совпадения – значит рассматривать человеческую мысль как утробный голос известной социальной позиции, как чисто субъективное построение, вроде «психоидеологии».

Исторически важно было бы рассмотреть ряд подобных совпадений с различным смыслом, например, хотя бы руссоизм и шатобрианство. А Ленин и оборончество и проповедь «не укради»?

1. Важность этой проблемы с точки зрения сегодняшнего дня. Мы вынуждены теперь критиковать революцию. Если присмотреться к тому, что отвергают самые «правые»