— Вы знаете, Шеллер, — сказал он через минуту, — я действительно не проводил такого исследования. Зачем? Я возненавидел Акино раз и навсегда; я понял, что даже самый лучший тальмен все равно остается тальменом. Да, подданные Акино счастливее подданных Хеора; но они в любом случае остаются подданными. Здесь, в стране Эбо, мы вольны осуществить наши самые заветные желания, — но должны заплатить за них полной зависимостью от принца. Все, что мы видим вокруг, — Занг обвел рукой ярко-синее небо, темно-зеленые кроны яблонь, стоявшие поодаль аккуратные домики, — все это держится только на талисмане Акино. Исчезни он, и все мы мгновенно сгорим в пламени Жгучих Песков. Наше существование — обман, прекрасный сон в сотни лет. Даже Хеор не имеет над людьми подобной власти — он вынужден соблюдать клятвы, для него имеют значение верность и любовь. Принц Акино, понял я, — худшее искушение для любого свободного человека. Он заставляет нас, лучших людей Побережья, променять реальную жизнь на беспробудный, пусть и сладостный сон. Вы ведь были в Доме Акино, Шеллер; разве вы не почувствовали всей бессмысленности тамошней жизни?

Валентин оторопело посмотрел на Занга. Интересные последствия психотерапии, подумал он. Это что же получается, у него вместо эмоциональной ненависти появилось рациональное понимание?!

— Ну, почувствовал, — осторожно согласился Валентин. — Но то ж я! Другим-то нравится…

— Вот видите, — печально улыбнулся Занг. — Вы можете думать не только за себя, но и за других. Я был лишен такой возможности; я ненавидел Акино, и мне казалось, что я знаю всю правду о стране Эбо.

Валентин облегченно вздохнул. К счастью, многочасовой спор с Зангом по философским проблемам свободы и реальности отменялся.

— Вы недолго носили в себе это знание, — поддакнул Валентин. — Уже через две недели вы встретились с Рейнером Вундтом.

Занг пренебрежительно отмахнулся:

— Надеюсь, вы не стали прослушивать всю эту галиматью?

— Как раз напротив, — возразил Валентин. — Прослушал, и с немалым интересом.

— Дело ваше, — пожал плечами Занг. — Конечно, Рейнер усугубил мои подозрения, но нисколько не поколебал основной идеи. Я имею столько же прав поиграть с Акино, сколько он имел прав поиграть со мной. Меня останавливало только одно: сила моей ненависти. Я до боли сжимал кулаки каждый раз, когда речь заходила о принце. Я заподозрил, что стал жертвой изощренного заклинания, и несколько дней провел на острове для медитаций, очищая сознание. Все напрасно; я ненавидел Акино только потому, что он — Акино, что он тот, кто он есть. За всю свою жизнь я ни разу не испытывал ничего подобного!

— Первый вопрос, который вы задали Куэртену, — напомнил Валентин, — звучал именно так: что вы знаете о беспричинной ненависти?

— Да, я начал разговор издалека, — кивнул Занг. — Не мог же я прямо спросить: кто и за что ненавидел принца в последние шесть веков?

— Почему бы и нет? — пожал плечами Валентин. — Я полагаю, что на момент начала разговора вы просто не предполагали, чем он закончится. Вас интересовали ваши собственные чувства, а вовсе не чувства людей, живших шестьсот лет назад. Но Куэртен ответил на ваш вопрос именно так, как должен был ответить — в хронологическом порядке, начав с самого первого случая беспричинной ненависти. С ненависти клана Фан-Раббат к принцу Акино, выстроившему Блистающий Град на землях, никакого отношения к данному клану не имевших.

— Я услышал только одно слово, — ответил Занг. — Фан-Раббат. Карлос говорил еще около часа, но меня уже не интересовали его противоречивые истории. Я почувствовал, что главное сказано; все остальное я узнал из архивов. Между прочим, ненависть нашего клана к принцу вовсе не была беспричинной. Вестник клана явился к принцу и предупредил, что земли к востоку от Харраба — запретны. Принц ослушался и выстроил там Блистающий Град. Пока он жив, клан Фан-Раббат мертв. Никто из бакшатов никогда не воспользуется услугами убийц, упустивших хотя бы одну жертву.

— Итак, — кивнул Валентин, — вы поняли, что ваша ненависть отнюдь не беспричинна. С этого момента и до самого конца вы действовали как мститель из клана Фан-Раббат.

— Именно так, — подтвердил Занг. — Я выслушал все, что вы собирались мне рассказать, Шеллер. Теперь я жду объяснений.

Объяснений, повторил про себя Валентин. Я бы тоже не отказался от объяснений. Я все еще не решил, стоит ли говорить ему про Не-Билла. И я все еще не знаю, как он воспримет альтернативную версию. Но уйти сейчас от ответа — значит потерять его доверие навсегда.

Валентин поднялся на ноги, отошел от скамейки на пару шагов и повернулся к Зангу.

— Я до сих пор не знаю, какое из двух объяснений истинно, — сказал он, глядя Зангу в глаза. — Вы можете выбрать сейчас, вы можете подождать, когда я закончу расследование. Объяснение первое: вы действительно мститель из клана Фан-Раббат. Но заклинание, переданное вам через сотни веков, действовало не на вас. Оно подбирало вам подходящие ситуации, заставляя постепенно вспомнить, кто вы такой. Когда вы вспомнили, заклинание самоликвидировалось. Шестьсот лет назад никто не мог представить, на что окажется способна наша психотерапия. Подождите, — прервал Валентин привставшего Занга, — я закончу! Объяснение второе: вы стали жертвой неизвестного манипулятора человеческими личностями. Именно он, а вовсе не древнее заклинание, столкнул вас с нужными людьми в нужное время. Именно он использовал ваши личные качества — такие как обостренное чувство чести и абсолютную самостоятельность — чтобы пробудить в вас нужные эмоции по отношению к Акино. Именно он заставил вас десять лет прожить чужой жизнью — жизнью мстителя из клана Фан-Раббат.

— Восемь, — сказал Шаггар Занг, тоже поднимаясь на ноги. Ну вот, подумал Валентин, так я и знал. Сейчас будет проситься на фронт. — Восемь лет, Шеллер. Но это тоже немалый срок. Насколько я понял, именно вы ловите этого «неизвестного манипулятора»?

Валентин поморщился:

— Шаггар! Ну чем вам не нравится версия с древним заклинанием?

— Шеллер, — покачал головой Занг, — не считайте меня глупее, чем я есть. Какое заклинание может быть умнее человека?

Валентин воспринял вопрос Занга всерьез и задумался. А действительно, какое? Даже учебное заклинание Хеора, наложенное на Розенблюма и едва его не прикончившее, по интеллекту едва ли превосходило хорошо обученную собаку.

— Вот видите, — улыбнулся Занг. — Так как насчет проекта?

Так я и знал, что этим кончится, подумал Валентин. То-то Донован обрадуется.

— Я передам вашу просьбу его руководителю, — пробормотал Валентин. — В принципе, ваш опыт может оказаться полезен…

— Вот именно, — перебил его Занг. — И не только опыт. Передайте своему руководителю, что у меня есть кое-какие соображения об этом «манипуляторе». Но я изложу их только в том случае, если смогу лично заняться данной разработкой. Ваша квалификация вызывает у меня определенные сомнения.

Валентин развел руками. Какие уж там сомнения! Ни черта мы не умеем и учимся исключительно на собственных ошибках. Даже Занга в проект пригласить — и то сами не додумались. А ведь интрига, которую он провел против Хеора, ничуть не слабее интриг самого Не-Билла…