Первый – за что убили моего «знакомого» Виталика?

Второй – что это за вагон, к которому Клим не велел приближаться Космосу «ни ногой», а мне велел о нем забыть, если я не хочу, чтобы мне тоже «ножичком по горлу»?

Третий – кто такая Любка из Краснодара, которую нашли ночью на складском пустыре с перерезанным горлом? И не связана ли ее смерть со смертью Виталика и соответственно с этим таинственным вагоном?

Как заснул, я, конечно, не помнил. Кажется, в последнюю секунду перед тем, как уснуть, я подумал, что будет очень неловко, если я, бомжуя, встречу кого-либо из знакомых. Что я им скажу?!

Хотя узнают ли…

В жизни почему-то устроено так, что то, чего мы больше всего боимся или не желаем, обязательно приключится.

Например, вы спешите на свидание к девушке… Вы вышли вовремя, даже несколько раньше, чем нужно, потому что боитесь опоздать. Так вот, если вы действительно очень боитесь опоздать, то непременно опоздаете. Попадете в пробку, вас задержат какие-нибудь иные обстоятельства – не важно. Важно то, что, когда вы приедете в означенное место свидания, девушки там уже не будет… И в жизни на одно разочарование станет больше.

Или вас позвали в гости… Причем вам нужно выглядеть на все сто, как начищенный алтын. Вы надеваете свой лучший костюм – а, возможно, он у вас только один, – и единственно, чего боитесь, так это не извозиться. Вы стараетесь ни к чему не прикасаться и не прислоняться, буквально сдуваете с него пылинки, но все же умудряетесь посадить на пиджак большое маслянистое пятно. Причем на самое видное место! Испорчено настроение, испорчен вечер (а то и единственный пиджак). Вы с унылым видом поворачиваете обратно домой, прислоняетесь в метро к сомнительным личностям, садитесь на грязную скамейку в парке, решив покурить, но на вашем костюме – ни пылинки. Это потому, что вы перестали бояться за его сохранность. Словом, то, чего вы сильно боитесь, уж будьте уверены, обязательно произойдет.

Так случилось и со мной…

Утром Клим раздавал «наряды на работу». Мне выпало собирать пивные банки и бутылки, для чего я получил большую пластиковую сумку с ручками, типа «мечта оккупанта». Как собирать стеклянные бутылки, я знал: выливаешь остатки содержимого в себя (если содержимое того стоит) или на землю, а пустую бутылку кладешь в сумку. А вот как собирать алюминиевые пивные банки, меня научил Паша. При нахождении такой банки она ставится на попа, то есть стоймя, и сплющивается подошвой ботинка.

Словом, я отправился работать. У Клима была своя территория, на которую не смели претендовать другие бомжи. Но на его территорию, впрочем, как и на все прочие, все время покушались «китайцы», не признающие никаких границ и «конвенций». Поэтому при инструктаже, полученном мною от Клима, содержалась и такая фраза:

– Увидишь на нашей территории «работающего» чужого – без промедления бей в лобешник. И не бойся: чужие прекрасно знают, что нарушают правила, поэтому огрызаться не станут, просто убегут…

Я поначалу стеснялся, конечно. Кругом ведь люди, и мне казалось, что все они смотрят на меня и осуждают за то, что вот я, такой непутевый, собирая банки и бутылки, как бы предал их всех, не оправдав ничьих надежд. Потом, приглядевшись, я заметил, что до меня никому нет никакого дела. Напротив, я даже как бы сделался «невидимкой», все окружающие меня люди старались не смотреть в мою сторону, а многие попросту не замечали меня. А через пару часов работы я и сам перестал замечать людей. Они существовали в своем мире, я – в своем. И наши миры соприкасались только во времени: категории неконкретной, размытой и расплывчатой. Я и остальные граждане, не являвшиеся бомжами, существовали в разных мирах, не пересекающихся друг с другом даже по касательной. Поэтому я вздрогнул от неожиданности, услышав за спиной:

– Старый! Это ты?!

Я поднял голову и увидел одного очень хорошо знакомого мне человека, которого не рассчитывал вообще когда-нибудь встретить. Вот оно, чего я так боялся.

Это был Витюня Жмуркин. Заместитель главного редактора газеты «Московский репортер», когда она переживала свои лучшие времена, и зам главного редактора, ответственный секретарь и верстальщик в одном лице уже не в лучшие времена для газеты, когда нас осталось в ней всего пять человек: я (корреспондент), Вова Чикин (корреспондент), Полина Шлыкова (корректор), Витюня Жмуркин и Геннадий Павлович Нехватов (главный редактор). В две тысячи восьмом году газета «Московский репортер» была прикрыта из-за появления сенсационной публикации о возможном разводе с супругой одного очень крупного фигуранта в российской политике. Который, кстати, развелся-таки, хотя и много позже. Нехватов, прощаясь с нами, накрыл в своем кабинете последний раз роскошную «поляну», после чего мы все разошлись в разные стороны и больше не виделись. И вот, по прошествии пяти лет, такая неожиданная и нежелательная в моих сегодняшних обстоятельствах встреча…

– Это я, – негромко ответил я. – Здравствуй, Витюня.

– Точно, это ты! – Жмуркин был прямо-таки несказанно рад. – А что ты здесь делаешь? – Он как-то недоверчиво оглядел меня с ног до головы. – У тебя ж все вроде хорошо устроилось. Ты ж вроде на телевидении был. Успехом пользовался, программы классные делал. Как случилось-то, что ты тут на вокзале бутылки собираешь? Хреновски выглядишь, хочу тебе сказать.

– Тише, я работаю, тише… – зашипел я на него, заметив метрах в пятидесяти Пашу, тоже собирающего бутылки и банки и подозрительно на нас посматривающего.

– Работаешь? – удивленно произнес Жмуркин.

– Ну а разве ты не видишь? – перевел я взгляд на бутылки.

– Так это у тебя редакционное задание такое! – догадался Жмуркин. – Типа работы «под прикрытием»…

– Да, только меня никто не «прикрывает»… – ответил я.

– Здорово! – опять воскликнул Жмуркин, чем заставил меня скрипнуть зубами и поежиться, будто от холода.

– Тише, прошу тебя, тише. – Я уже злился на бывшего зама главного редактора, ответственного секретаря и верстальщика в одном лице. – За мной могут наблюдать.

– Да? Кто? – начал вертеть головой по сторонам Витюня.

– Не оглядывайся, – снова зашипел я на Жмуркина. – Дай мне лучше немного денег…

Петя достал бумажник и раскрыл его:

– А сколько тебе надо?

– Дай, сколько можешь.

– Ну, много-то у меня и самого нет, – невесело буркнул Жмуркин и вынул пятисотенную. – Столько хватит?

– Хватит, – сказал я и положил купюру в карман. – И не беспокойся, когда все закончится, я тебе их отдам. Дай мне твой телефон.

– Так, давай, я тебе позвоню, и ты мой номер просто законтачишь, – предложил Жмуркин.

– Витя, у меня нет сотового, я бомж, – посмотрел я на него, как на малого ребенка.

– Ах да… – спохватился Жмуркин и виновато сморгнул: – Щас.

Он достал ручку, блокнот – привычки журналиста его не покинули, – написал на листке номер своего телефона и, вырвав листок, передал его мне.