– Спасибо, – сказал я. – Сам-то где работаешь?

– Нигде, дома сижу, – грустно ответил Жмуркин.

– А чем зарабатываешь на хлеб насущный?

– Я копирайтер. Пишу статьи на заказ для разных сайтов.

– И как пло́тят?

– По-разному, – уклончиво произнес Петя, но по его глазам я понял, что «плотят» ему не очень…

Разговор явно не клеился. Обстановочка не та.

– Ладно, – сказал я. – Спасибо еще раз. Очень был рад повидаться.

– И я, – ответил Витюня. – Хотя…

Мы пожали друг другу руки и разошлись.

Я насобирал почти полную котомку банок и бутылок и понес их в пункт приема на Грузинском валу. Пластик здесь не принимали, поэтому, верно, Клим и сказал мне собирать только стекло и алюминий. Наверное, пластиковые бутылки собирал Паша.

Получив деньги, я направился «домой». Там уже были все, за исключением Космоса.

– Как успехи? – спросил меня Клим, остро посмотрев мне в глаза.

– Вот, – протянул я ему деньги, вырученные за сдачу бутылок и банок. – А вот еще, – полез в другой карман и вынул пятисотенную купюру.

– О, «пятихатка»! – довольно воскликнул Клим, быстро переглянувшись с бородатым Пашей. – Откуда у тебя такая денежка? Я ж говорил, что от тебя будет польза!

– Знакомого одного встретил, – сказал я. – У него и разжился.

– Может, нам тебя по твоим знакомым отправлять? – весело посмотрел на меня Клим. – Будешь у них денежку сшибать, покуда давать будут…

Я понял, почему повеселел Клим и что означал его предыдущий острый взгляд и перегляд с бородатым Пашей. Клим знал про «пятихатку». О ней ему наверняка поведал Паша, видевший меня, когда я разговаривал с Петей Жмуркиным. И острый взгляд Клима был просто испытующим взглядом, означавшим вопрос: отдам я пятьсот рублей в «общак» или зажму для себя и проем их втихаря, как самая последняя «крыса». И он был доволен, что я не «крысятничаю»…

– Эй! – услышали мы голос снаружи.

Клим отдернул брезент, и мы увидели чумазого «китайца». Он и правда походил на натурального китайца из-за малого росточка, тщедушного телосложения и глаз-щелочек, заплывших из-за синяков.

– Чего тебе? – недоброжелательно спросил Клим.

– Там вашего Космоса на глушняк вальнули[1], – сказал «китаец».

– Где «там»? – потемнел лицом старшо́й.

– На складском пустыре, – ответил «китаец».

Клим пошарил в кармане, вынул горсть мелочи и сунул ее в руку:

– На.

Бомж мгновенно исчез, а мы пошли за Климом на складской пустырь. Там уже собрались бомжи, обступившие полукругом лежащее тело. Когда мы подошли поближе, один из бомжей, с наколотыми на пальцах перстнями, жестко просипел:

– Ну, что, Клим, доигрался?

– Ты про что, Король?

– А вот про это? – указал тот на лежащего Космоса. – Или у тебя зенки не ухлят?[2]

– Да ухлят зенки, – примирительно ответил Клим, посматривая на Космоса с перерезанным горлом. – А я-то тут с какого боку?

– Как это, с какого? – удивился Король. – Пацанчик-то ведь из твоего хоровода?[3]

– Из моего, – подтвердил Клим.

– Значит, ты за него в ответе, и спрос с тебя.

– За что спрос-то? За то, что ему черная масть легла?[4]

– Ма-асть… На дурняк-то меня не бери[5]. Гнилой базар разводишь[6], Клим, – недовольно буркнул Король.

– Это кто? – шепнул я стоящему около меня Паше.

– Кто? – переспросил Паша.

– Кто это, с кем наш Клим разговаривает?

– Это Король, – уважительно произнес Паша. – Главный среди всех бомжей. Пахан, по-нашему…

– С тебя, Клим, пять косарей[7], – медленно и четко произнес Король.

– За что? – помрачнел Клим.

– За то, что накосячил[8]. Своих надо в узде держать, чтобы не рыпались, куда не велено.

Разговор на этом был закончен. Король со своей свитой отбыли в только им известном направлении, бомжи потихоньку разошлись, тихо переговариваясь, а мы остались возле Космоса, лежащего на земле, раскинув руки. Он был весь в крови, и вытекло ее столько, что промокла вся куртка, которую он не снимал даже на ночь.

– Любку из Краснодара вот точно так же зарезали, – негромко объявил Паша, ни к кому не обращаясь. Клим сердито посмотрел на него, но ничего не сказал. – Слышь, Клим, Кобзарь, что с Гришкой-пройдохой кучкуется, сказал, что, когда Космоса нашли, у него во рту сто евро торчало. Как бы в назидание другим…

– Наверное, он опять к тому вагону сунулся, – мрачно проговорил Клим. – А ведь я его предупреждал…

– А что это за вагон такой, Клим? – спросил я. – Который раз уже слышу про какой-то вагон, к которому и подходить нельзя.

Старшой смурно посмотрел на меня и ничего не ответил. Потом перевел взгляд на Космоса и сказал:

– Ладно, взяли его.

Мы зашли с четырех сторон и подняли Космоса. Он оказался не таким уж тяжелым. Направлял наше движение Клим. Похоже, он знал, куда идти. А нам просто оставалось следовать за ним…

Мы пришли в совершенно пустынное место. Дальше шла глухая кирпичная стена непонятного назначения, но, скорее всего, несла она функцию забора. Подход к ней почти полностью зарос репейником и непроходимыми кустами. Недалеко от стены и этих зарослей, на площадке пустыря, заросшей травой, виднелись небольшие холмики, размытые дождем. Некоторые были с воткнутыми в них колышками и прибитыми к ним табличками. На одной из них было написано:

Федор Климчук Седой

195?-2012

На другой табличке, венчающей совсем свежую могилку, я прочитал:

Любка из Краснодара

1982—8 мая 2013