этом… чулане никто не живёт, там никого нет. Я стою здесь как дурак вот уже полдня, но никто ещё не входил в эту дверь и не выходил из неё. Да и не смог бы войти, потому что я бы не позволил. Получается, за дверью никого нет, а тебя обвели вокруг пальца.

– Неужели тебе самому не интересно проверить? – упёртость и равнодушие Алатара начинала выводить Ананда из себя. – Неспроста же отец заставил тебя её охранять.

– Да, неспроста, – меня наказали, Ананд, – устало вздохнул принц. – Отцу нужно было дать мне стеречь хоть что-то, ну вот он ничего лучше и не придумал. Стража охраняет каждую дверь во дворце, даже самую бесполезную, как, вот, моя дверь, каждый проём, ход и лаз – таковы правила.

Ананд с грустью понял, что Алатара не переубедить, попрощался с принцем поклоном и покинул дворец ни с чем. Но Ананд был смышлёным тигрёнком и смекнул, что у комнаты, в которую вела бесполезная дверь, должно быть окно. Но, вспомнив её примерное расположение, он просчитал, что даже если окно и существует, то смотрит оно на море с заднего фасада дворца и что к нему так просто не подберёшься, потому что под окном – обрыв. А полёты над Бенгардией запрещены. Но никто не запрещал лазать по стенам, верно? И чтобы не попасться страже, лезть надо под покровом ночи.

Ананд вернулся домой. Отец пыхтел над королевскими доспехами без отдыха. И это отцовское трудолюбие вселяло в сына надежду: значит, спать тот будет без задних лап – творчество с искрой отнимает уйму сил даже у взрослых – и можно будет улизнуть через окно.

До наступления темноты было ещё далеко, и Ананд не находил себе места. Самому времени было тошно от себя. Легче не стало, даже когда Ананд засел за уроки. Он постоянно отвлекался и в конце концов сдался, с досадой сгребя учебники в сторону. А ещё он очень волновался: что если отец встанет посреди ночи, а постель сына будет пустовать? На уши поднимут всю Бенгардию! Ананд даже подумывал подсыпать отцу в вечерний молочный чай сон-травы, но совесть не позволила – слишком он, как и всякий бенгардиец, почитал отца, чтобы пойти на такую подлость. Но его смущал ещё один страх: про змей он ничего нового не узнал, выходит, что змею ему не сделать, и завтра братья будут в ярости. Возможно, та загадка, что хранит в себе башня, завладеет воображением братьев больше, чем змей?

Ананд томился от ожидания и бродил по хижине как неприкаянный. Собрав волю, он осмелился спросить у отца про башню. Прабхакар, который предпочитал не отвлекаться от работы и на все вопросы сына всегда, когда был занят, отвечал бормотанием, не поворачивая головы, а то и вовсе оставлял его без ответа, в этот раз оторвался от дела, как-то пугливо повернулся к сыну, и его глаза взвились ранимыми бабочками.

– Откуда ты узнал про башню? – спросил отец.

Ананд растерялся.

– Я… я прочёл в одной книге…

– Невозможно! – у отца прорезался голос, и верёвочки морщинок спутались у него на лбу, а под подбородком затряслась складка кожи. – Ни в одной книге ничего не сказано про башню!

– Но ты же про неё откуда-то знаешь, – спорил Ананд, оседая.

– Каждый взрослый бенгардиец знает о ней. Каждый взрослый, умный и рассудительный бенгардиец ни под каким предлогом не осмелится и близко к ней подойти, потому что помнит о…

– Помнит о чём? – шёпотом спросил Ананд, и под шерстью у него пробежали мурашки.

– Помнит о том, что живёт в башне… Зверь. Чудище, – поежился отец, а потом, расправив плечи кузнечика, строго проговорил: – Поэтому детям о ней не рассказывают. Не дай артифекс ещё проснётся любопытство и… Пообещай мне, что ты навсегда забудешь о башне! Впрочем, – Прабхакар заговорил спокойнее, – башню тщательно охраняют: через королевскую стражу и мышь не проскочит, не то что один маленький любопытный тигрёнок. А теперь скажи мне, кто тебе про неё рассказал?

– Алатар, – соврал Ананд, но в своём маленьком большом сердце он не желал подставлять своего принца и своего друга. Но на то Алатар и принц, что ему никто не указ. Кроме короля. Так оправдывался перед собой Ананд.

– Алатар, говоришь? – печально задумался отец. – Как же я сам не догадался: он же принц, и наверняка ему открыты все тайны Бенгардии… Не стоило Алатару рассказывать тебе о башне. Как и мне. Дай слово, что больше ни одна живая душа не узнает о звере.

– Даю тебе слово бенгардийца, отец, – сказал Ананд и, призадумавшись, добавил: – Но как мы, бенгардийцы, можем кого-то бояться? У нас же есть искра, и мы ходим в Зелёный коридор. Разве может быть что-то страшнее Зелёного коридора? Что же это за зверь такой, что его все боятся?

– Я не знаю, Ананд. Только король знает, что это за чудище. Но даже не вздумай подходить к королю с такими вопросами, иначе нас с тобой выдворят из Бенгардии! Помни, что ты дал слово. А слово бенгардийца нерушимо.

– Да, да, я помню… – вздохнул Ананд. Отец посмотрел на сына таким взглядом, будто что-то хотел сказать, но передумал, и вернулся к работе над доспехами.

«Я и не собираюсь лезть в логово к зверю, – рассуждал про себя Ананд. – Я лишь взгляну на него одним глазком».

И вот на Бенгардию опустилась ночь. Успокоительная прохлада со взбитыми в остывшем воздухе усыпляющими ароматами трав и цветов влилась в землю, умаянную за долгий день под солнцем умаянную горячкой. Мир потерял голос, лишь сверчки спешили, как секундные стрелки, да в своей кровати похрапывал Прабхакар. Постель Ананда пустовала.

У тигрёнка свихнулось сердце. Словно карликовые яблочки, поспевали у него над головой звёзды, и мерещилось, что встряхнёшь эти небесные сады, и звёзды градом посыпятся к твоим лапам. Ананд крался, пригнувшись и слившись с землёй, а песок застенчиво шуршал под его мякишами. С раскрытой от волнения пастью, как будто ему не хватало воздуха, он боязливо озирался по сторонам, изредка поглядывая в окна хижин, свет из которых словно бы вычерпали вёдрами.

Ананд чуть было не нарвался на патрулирующую ночные улицы королевскую стражу, и сердце его ушло в пятки, но он мигом сообразил, что нужно воспользоваться искрой, и стал невидим. Но быть в невидимости отнимает довольно сил, и вдобавок по всему телу пробегает то ощущение, какое бывает, когда беспокоишь свежую ранку. Маленький бенгардиец затаил дыхание. Стража вышла из-за угла и с ленивыми разговорами прошла в опасной близости от него.