— Я уверена, что он не оставит меня без средств к существованию.

В ее голосе звучала глубокая убежденность.

Минуту спустя Мегрэ произнес вполголоса, как бы про себя:

— Кто его убил? Ведь не какой-то случайный бродяга, наверняка нет. И не сообщник из мести. Сообщников у него никогда не было. Что же в этом кроется? Ведь это не какое-то обычное убийство…

Старуха не спрашивала, откуда он это знает, а он сам ей не объяснял. У бродяги не было бы повода изуродовать тело, и уж наверняка незачем ему было с особой злостью глумиться над его лицом или тщательно опорожнять карманы, чтобы не осталось ни одной мелочи, такой, как трубка или зажигалка, которые могли бы облегчить опознание.

Убили его и не представители преступного мира: убийца был кто-то такой, кто не знал, что Кюэнде сидел в тюрьме по уголовному делу, а значит, без труда его отпечатки пальцев отыскались бы в картотеке лиц, имевших судимость.

— Тот, кто его убил, не знал Оноре раньше. Все-таки у убийцы были какие-то причины, чтобы его прикончить. Вы меня понимаете?

— А что я тут должна понимать?

— То, что когда мы будем знать, какую кражу планировал Оноре, в каком деле, в чьей квартире, нам легче будет напасть на след убийцы.

— Это не вернет к жизни моего сына.

— Вы мне позволите взглянуть на его комнату?

— Я не могу вам запретить.

— Я хотел бы, чтобы мы сделали это вместе.

Когда она шла за ним, двигались ее узкие плечи и колыхались огромной ширины бедра. Рыжая собачка, ворча, семенила за ней.

В комнате Оноре с выходящим во двор окном, через которое проникал слабый свет, царил полумрак, как в часовне. Отсвечивало только белое стеганое покрывало на железной кровати.

Мегрэ открыл дверцу зеркального шкафа: три костюма — два серых, один темно-синий — аккуратно висели на плечиках, внизу стояли составленные в ряд туфли, а на полке лежали рубашки, поверх которых был положен пучок сушеной лаванды. На этажерке — книги: Уголовный кодекс в красной обложке, сильно истрепанный, купленный наверняка у какого-нибудь букиниста на набережной Сены или на бульваре Сен-Мишель. Какие-то романы конца девятнадцатого века, том Золя, том Толстого. План Парижа, которым наверняка часто пользовались…

В углу на полке — стопки иллюстрированных журналов. При виде их комиссар невольно нахмурил брови. Они странным образом не подходили ко всей остальной меблировке. Это были толстые, дорогие журналы, напечатанные на мелованной бумаге, с цветными снимками самых красивых замков Франции и великолепных интерьеров.

Мегрэ перелистал несколько из них в надежде, что найдутся какие-нибудь заметки или хотя бы места, подчеркнутые карандашом. Быть может, они наведут его на какой-нибудь след…

Живя в Лозанне, в мансарде, молодой Кюэнде, будучи учеником слесаря, присваивал все, что попадало ему под руку, даже предметы, не имеющие цены.

Позднее, когда он оказался в Париже и жил на улице Сент-Антуан, он стал более разборчивым, но тогда еще, проникая в маленькие магазинчики или скромные квартиры в своем районе, он делал это наугад, без предварительной разведки.

В последнее время он поднялся на более высокую ступень: если планировал кражу, то уже на ином уровне — на квартиры богачей, там, где могут оказаться и крупная сумма денег, и драгоценности.

Мать, сама того не желая, навела комиссара на верный след: он вспомнил, что ее сын читал ежедневно четыре или пять газет.

Мегрэ был уверен, что Оноре не искал в газетах политических новостей и не углублялся в рубрику происшествий, а выискивал информацию из светской хроники: о том, что происходило в высшем свете, вчитывался в описания приемов, свадеб и тому подобного.

Разве в этих сообщениях он не выискивал с восхищением сведения про количество драгоценностей, которые были на женщинах высшего света?

Иллюстрированные журналы, которые Мегрэ в этот момент просматривал, наверняка приносили Кюэнде еще более важную для него информацию: не только подробно освещали план комнат в частных домах, но даже помещали цветные фотографии, показывающие, как они обставлены.

Так, значит, сидя в уголке и греясь у печки, Оноре раздумывал, взвешивал все «за» и «против», мысленно производил выбор.

Позже он отправлялся на прогулку в присмотренный район, снимал комнату в гостинице или, если ему удавалось найти что-то соответствующее, отдельную квартиру, как это было на улице де ля Помп.

Во время последнего следствия, длившегося несколько лет, было обнаружено, что он просиживал в различных кафе и пивных, а в некоторых стал постоянным посетителем. О нем говорили: «Человек очень спокойный, часами сидел где-то в углу со стаканчиком белого вина, читал газету, глазел на улицу…»

А на самом деле он внимательно наблюдал, кто и когда выходит и возвращается домой как хозяева, так и слуги, запоминал их привычки и порядок занятий, и потом, из окна своей комнаты, следил, что они делают, когда находятся уже дома.

Через какое-то время благодаря этим наблюдениям дом напротив не имел от него никаких тайн.

— Благодарю вас, мадам Кюэнде!

— Жюстина!..

— Извините, мадам Жюстина… Я очень… Он не окончил фразы, ища соответствующего слова. «Симпатизировал» было бы уж слишком, «интересовался» — нет, такая формулировка была бы для нее непонятной…

— …уважал вашего сына.

Это слово тоже не было точным, но ведь ни вице-прокурор, ни судебный следователь не услышат их из его уст.

— К вам скоро придет инспектор Фумель. Если что-нибудь понадобится, прошу обращаться прямо ко мне.

— Мне ничего не будет нужно.

— Если вы случайно узнаете, в каком районе Парижа Оноре провел последние недели своей жизни…

— Сомневаюсь, — пожала она плечами. Мегрэ попрощался с Жюстиной Кюэнде и начал осторожно спускаться по истертым ступеням лестницы.

Через минуту его охватили пронизывающий холод и шум улицы. В воздухе висела как бы белая пыль, но снег не шел, не видно было его следов на тротуарах.

Едва он вошел в комнату инспекторов, Люка объявил:

— Вам звонил Моэрс.

— Когда?

— Полчаса назад.

— Он не говорил, по какому вопросу?

— Просил, чтобы вы ему позвонили.

— Ничего нового о Фернане?

Мегрэ не забыл, что его самым важным заданием было найти участников вооруженного нападения. Поиски могли продолжаться неделями, если не месяцами! Сотни полицейских и жандармов имели фото находящегося сейчас на свободе Фернана. Инспектора ходили от квартиры к квартире, как коммивояжеры, рекламирующие электрические пылесосы, и спрашивали, показывая его фото, не знает ли кто этого человека.

Следственная бригада занималась гостиницами и пансионатами, полиция нравов расспрашивала проституток. На вокзалах пассажиры не раз ловили на себе внимательные взгляды.