Она вскрикнула, толкнула меня изо всех сил, и сама едва не скатилась вниз по лестнице, потеряв равновесие. Я кинулась к ней, ещё не соображая, что произошло.

– Что это? – дрожащим голосом проговорила она. Язык ещё не слушался её и вышло «шшшто ешшто».

– Не знаю, я просто… – и я осеклась, потому что пересказать всё случившееся внутри меня за последние минуты было попросту невозможно. Уна сидела на полу и раскачивалась, сжимая пальцами виски. – Тебе больно?

– Н-н-нет, – полушёпотом просипела она, – шшшстрашшно…

– Мне тоже, – призналась я и обняла её.

Мы украдкой перебрались в её комнатку в задней части таверны и с час или около того приходили в себя. Постепенно руки женщины перестали дрожать, и она всё реже ощупывала свой рот и удивлялась, что ей удавалось вновь произносить слова. Её лицо понемногу прояснялось, когда она повторяла раз за разом:

– Какое чудо, какое чудо… Сония. Ты должна учиться. Ты станешь лечить больных…

Мне вдруг представилось смеющееся лицо Солнечного стража Эдвина и его искристые глаза, будто он вновь посмотрел на меня и чуть снисходительно поднял бровь:

– Чудо? Какое же это чудо? Медицинский факультет, первый курс. Да это заклинание на первом же занятии изучают!

Если бы только увидеть его ещё раз… Чтобы поблагодарить за те мгновения, что мы были рядом. За то, что прикоснулся ко мне на стене, что стоял рядом, когда разоблачали демонов, что задержался со мной на крыльце. Если бы! Я отчаянно обманывала себя – ещё одного раза мне было бы мало. Я бы хотела смотреть на него всегда, каждое утро, каждый день, каждую ночь…

И тогда я решила, что сейчас же разыщу Рамину, и мы этой же ночью совершим побег. Отправимся в Вестен, найдём какую-нибудь лачугу на первое время. Я устроюсь в академию – кем угодно, хотя бы мыть склянки в лабораториях или отскребать полы. Может быть, мне удастся проникать таким образом в библиотеку и добывать там книги для самостоятельного изучения. Да, я проснулась, и мой дар требовал немедленных действий. Вся прошлая жизнь казалась мне наваждением. Страшным сном, который Эдвин стряхнул с меня своим появлением. После окончания кухонных дел я отправилась в каморку, но вместо того, чтобы обтираться и переодеваться к вечеру, я кинулась собирать вещи. Мой потайной мешочек с монетами хранился под левым краем матраса, в изголовье кровати.

Каково же было моё удивление, когда его там не оказалось!

Но хуже всего было то, что Рамины тоже нигде не оказалось. Она взяла мои деньги и уехала с торговым караваном в сторону юга. Больше я никогда её не видела.

Как странно это бывает: жизнь идёт своим чередом, каждый день ничем не отличается от предыдущего и от тех, что были неделю назад, месяц назад. Закатывается и поднимается над высокими стенами города солнце, сквозь тучи мерцают звёзды – россыпь святых душ, приближённых Нииры. Чтобы не потеряться во времени, беспрестанно заглядываешь в растрёпанную тетрадь, что лежит за стойкой у Мартина. В ней хозяин отмечает дни, записывает выручку и долги. А теперь вдруг всё закружилось, покатилось цветным колесом, хочется хотя бы ненадолго остановить это неумолимое течение, смывающее всё привычное и подхватывающее, несущее куда-то в неизвестность.

Не успела я опомниться от чудесного исцеления Тихой Уны, как теперь Рамина. Была ли я зла на неё за воровство и побег? Не могу понять. «Усатый волк» рассердился так, что едва не выдернул от досады собственные усы. Оказывается, моя бывшая подружка успела задолжать и ему, и даже Кьяре, хотя мне трудно представить себе, каким образом ей удалось выпросить у сварливой кухарки хотя бы одну монету в долг. Хозяин сыпал проклятиями и с досады пинал ногами всё, что попадалось на его пути – кочаны капусты, корзину со свёклой, мешок с перловой крупой. Когда худой бок мешка не выдержал натиска и прорвался, выпуская зерно золотистым ручьём прямо Кьяре под ноги, он вдруг остановился и перевёл взгляд на меня. Я застыла в дверном проёме со стопкой чистых и насухо вытертых Уной тарелок. Предстояло наполнить их тушёным мясом и гарнирами, собрать на подносы, разнести многочисленным гостям. Мартин упёр мясистые руки в бока и грозно глянул на меня из-под лохматых бровей:

– Слышал, эта негодница вытащила у тебя кошель?

– Это правда, – кивнула я.

Ко мне тут же подлетела Кьяра со скалкой наперевес:

– Ну а ты где деньги взяла? – выкрикнула она мне в лицо. От кухарки сильно несло чесноком, вечно красное лицо блестело от жара горящей плиты. – Гляди, если узнаю, что чаевые прикарманивала! Три шкуры спущу с тебя, дрянь такая!

Это правда – иногда мне давали монетку-другую сверху положенного. Когда народ расходился, Кьяра выворачивала карманы всех работниц и выгребала чаевые в большую глиняную кружку. Каждый следующий вечер кружка вновь оказывалась пуста, а когда одна из помощниц возмутилась, старшая тут же топнула на неё и напомнила, что она получает жалованье, а всё, что девушкам дают сверху, должно идти на общие нужды. Не знаю уж, что это были за нужды, у меня даже и жалованья-то не было толком. Всё, что я зарабатывала на кухне и с клиентами в комнатах второго этажа таверны, приходилось отдавать в счёт проживания, еды и редких покупок необходимого белья или мыла и свечек.

Из общей залы доносился стук ложек, крики подать пива или горькой настойки, невнятное бреньканье уже порядком пьяного музыканта, взобравшегося на бочку – вечерняя жизнь кипела, как обычно, и мне вновь было некогда остановиться и поразмыслить обо всём, что случилось в эти дни. И всё-таки, дар теперь бился в моей груди, он требовал от меня выхода, какого-нибудь безумного действия. Недаром говорят, что первозданный, дикий дар необученного мага может уничтожить своего обладателя. У меня больше нет денег, а это означало, что я не смогу покинуть заведение и уйти в предзимнюю тьму, куда глаза глядят. Попроситься в караван или снять комнату на другом конце города. За мной пристально следит Кьяра – за малейшую провинность она может запереть меня в погребе на засов или избить так, что я долго не смогу никуда уйти.

У меня больше нет ничего и никого во всём свете, думала я, выйдя на крыльцо за глотком свежего воздуха и невольно вспоминая Солнечного стража и нашу минуту прощания. Мне хотелось, как безумной, опуститься на истёртые доски помоста и думать только о том, как мы стояли здесь рядом, совсем рядом, и смотрели друг на друга. Люди из разных сословий, разных миров. Искра чистейшего света в моей невесёлой жизни. «Ты только не исчезай, – сказал он тогда. – Я найду тебя». В ту минуту он ещё не знал, кто я. Как странно, что во мне не было ненависти к Рамине! Она опозорила меня перед Эдвином, она обманула меня, в конце концов, она сбежала на юг с деньгами, которые я собирала по жалкой монетке целых полгода! И всё же я не могла проклясть её даже в мыслях, мне никак не шли на ум проклятия. Белый огонь сиял во мне, затмевая ненависть, досаду, злость. Затмевая разум.

Двое мужчин остановились неподалёку от крыльца, о чём-то приглушённо споря. Я облокотилась локтями о перила и смотрела на улицу – их силуэты выхватывал свет мерцающего волшебного фонаря. Тот, что стоял ко мне спиной, был в дорожном плаще с откинутым назад капюшоном. Я видела только, что правая рука его согнута в локте – так бывает, когда воин имеет привычку затыкать большой палец за пояс или держать ладонь на рукояти меча. Второй носил куртку воловьей кожи нараспашку, штаны его были заправлены в высокие сапоги, на боку был приторочен длинный изогнутый кинжал. По правде говоря, больше всего эти двое напоминали разбойников с Лесного тракта. И любая девушка, у которой в голове к семнадцати годам образовалось хоть немного мозгов, по-быстренькому нырнула бы в тепло родной таверны. Так, на всякий случай. Всё-таки, в зале немало народу, вышибала Курт, хозяин и Кьяра, которую боялись даже местные хулиганы. Я замечталась о Солнечном страже и не сразу опомнилась – один из мужчин уже направлялся ко мне широкими уверенными шагами, а на крыльце, как на зло, не было никого.