— Не совсем, — вздохнул мистер Хадсон. — На нее напали возле дома. Забрали все деньги, вырвали сережки из ушей…

Он перевел дух и совсем тихо произнес:

— Ее убили.

Теперь Наташа жила в новом доме. Жила не одна, если считать приходящую горничную, которую нанял Джон, и постоянного охранника, который переехал сюда на пару недель, пока не подключат сигнализацию. На территории еще работали несколько мексиканцев, непонятно что делающих, так что одинокой себя Наташа не должна была чувствовать. Иногда по вечерам приезжал Джон и обычно с гостем — то с другом по Колумбийскому университету, то с конгрессменом от штата Северная Каролина, то с телевизионным оператором и корреспондентом канала «Америка тудей». Последние взяли у Наташи полутораминутное интервью, и она произнесла перед камерой текст, составленный Джоном, — в утреннем выпуске деловых новостей должны были показать сюжет об инвестиционном фонде «Рашен райз».

Во время съемки Наташа стояла на крыльце, за ее спиной набегали на берег волны. Она показывала рукой на Атлантику и говорила:

— Там, за океаном, Европа, за ней Россия — такая далекая и такая близкая для меня, потому что там остались мои друзья и коллеги, которые хотели сделать Россию процветающей. Но теперь они в тюрьмах по сфабрикованному обвинению. В тюрьмах сидят люди, которые большую часть своих доходов отдавали на благотворительность: на лечение тяжело больных людей, на поддержку ветеранов и беспомощных инвалидов, которых российское правительство обрекло на голод и нищету… В чем вина этих людей? В том, что они не хотели делиться своими доходами с наглыми зажравшимися чиновниками? В том, что не давали взяток, не делали дорогих подарков власть имущим, не покупали коррупционерам дорогие машины и не закатывали вечеринок?

И все в таком духе.

В прессе уже появлялись сообщения о том, что случилось в фонде. Говорилось даже, что годовой оборот фонда был сопоставим с оборотом крупной корпорации, что фонд располагал собственными активами почти на двадцать миллиардов долларов, и это были деньги частных инвесторов: американских, европейских, арабских и китайских. Но в основном, конечно, инвесторы были из Штатов. А потому следовало ожидать реакцию не только прессы.

Джон подчеркивал: для слушания в конгрессе надо, чтобы о фонде знали все, чтобы его название — «Рашен райз» — было у всех на слуху и на устах. Вот почему он решил организовать деловую вечеринку у себя дома, на которой Наташа всех очарует. А если его жена еще и скажет несколько добрых слов о своих друзьях, оставшихся в России, то цель наверняка будет достигнута.

— Сыграешь им «Караван»? — спросил мистер Хадсон. — Все удивятся не меньше меня. Если бы ты еще умела петь…

Надо же, вспомнил старый разговор. Значит, он никогда не говорил ничего просто так.

— Если бы ты могла спеть… — повторил Джон. — Песня сближает людей.

— Хорошая песня сближает, — уточнила Наташа и посмотрела на мужа. — Если ты считаешь, что нужно сплясать, то я и это сделаю, лишь бы помочь нашим. Хочешь, чтобы я спела?

— А ты можешь?

— Немного.

— Well, — кивнул Джон. — Тогда завтра же я привезу русский оркестр. С балалайками, гитарами. Ты порепетируешь с ними. Выберите что-нибудь русское, но известное американцам. Две-три песни, больше не надо. Одна в начале вечера и парочка перед окончанием…

Он замолчал и посмотрел на нее.

— Хочешь проверить, не опозорюсь ли я? — поинтересовалась Наташа.

— То есть нет. Я в тебе не сомневаюсь, разумеется… То есть не сомневаюсь в твоих способностях, но лучше бы…

Она встала, направилась к роялю и услышала за спиной:

— Ты буквально читаешь мои мысли, прямо мурашки по коже.

Наташа села, положила руки на клавиши, бросила взгляд на направляющегося к ней мужа.

— Что-нибудь русское, говоришь?

Увидела отвисшую челюсть Джона, и ей захотелось расхохотаться. Но она продолжала, улыбаясь и боясь сбиться:

«Две гитары, зазвенев, радостно заныли.

С детства памятный напев, друг мой, это ты ли?

Эх, раз, еще раз… Еще много, много раз…»

Джон хлопнул в ладоши и закричал:

«Поговори хоть ты со мной, гитара семиструнная.

Вся душа полна тобой, а ночь такая лунная…

Эх, раз, еще раз…»

— Еще много, много раз! Это то, что надо! Американцы знают эту песню, Дина Дурбин ее пела… Фильм назывался «Сестра его дворецкого» — классика американского кинематографа.

Он перестал подпрыгивать и уставился на Наташу.

— У тебя, оказывается, столько талантов! Мне все больше кажется, что я контрабандно вывез за рубеж ваш золотой запас — самую лучшую девушку России… Тогда, может, не две-три песни, а больше? Хотя нет, больше не надо, потому что тогда люди забудут, для чего их пригласили… И потом, хозяйка не должна развлекать гостей песенками, для этого есть специальные люди. Короче, до вечеринки я знакомлю тебя со своими друзьями и ближайшими знакомыми, чтобы и они прониклись к тебе, а все остальные понимали, что ты здесь не чужая, а равная в избранном обществе. А абы кого… Я правильно говорю? «Абы» — странное слово. Абы кого я в дом не приглашу, но ты будешь первая среди равных.

В тот же вечер мексиканцы начали оборудовать площадку под гостевую парковку.

Утром по телевидению прошел сюжет, в котором Наташа показывает рукой на Атлантический океан, и ветер развевает ее волосы. Оператор постарался — получилось очень красиво.

Ночью супруги расположились в столовой. Непьющий Джон достал бутылку виски и лед, предложил:

— Давай по чуть-чуть… За здоровье и спокойствие людей, которым сейчас тяжело, а заодно за упокой души Марины Степановны.

Оставаясь наедине, они всегда говорили только по-русски, и Наташа всякий раз поражалась, насколько хорошо мистер Хадсон знает ее родной язык. Иногда ей даже приходила в голову мысль, что Джон специально готовится к каждому разговору, потому что неожиданно в его речи проскакивали словечки, которых он не употреблял ранее. Это могло значить только одно: муж втайне от нее изучает русский язык или общается с его носителями, причем общается постоянно и подолгу. Где Джон пропадает целыми днями, она не спрашивала. Если говорит, что у него дела, значит, так и есть на самом деле. Но насколько ей было известно, офиса у него не имелось, и в состав директоров какого-либо предприятия он не входил. Фонд «Рашен райз» был очень крупным и единственным его проектом. Причем, по уверению Джона, проектом не закрытым, а лишь приостановленным на какое-то время.

— Все образуется, — произнес он, после того как плеснул на донышко двух стаканов немного виски и присыпал его кубиками льда, — все будет, как и прежде, даже лучше, потому что уже сейчас о нашем фонде знает весь мир. Это лучше всякой рекламы.