После этой особенно памятной встречи Белла чувствовала присутствие Лефевра рядом с собой едва ли не в каждый момент своего пребывания в театре. И с каждым днем Жак, казалось, становился ей ближе.

Вечером во время одной репетиции его присутствие стало особенно ощутимо. В этот день Белла была чрезвычайно восприимчива к музыке. Поток прекрасных мелодий вскружил ей голову. Она стояла возле рояля и перелистывала ноты перед Софи Кроуфорд, пока Анна Мария Бернард и Виктор Дейли разучивали берущий за сердце дуэт из «Дон Жуана» и милую «Песенку Мюзетты» из «Богемы». Прочувствованный дуэт Пуччини напомнил Белле о том времени, когда эту же мелодию она слышала в исполнении родителей, во многом куда более совершенном.

В кульминационном месте дуэта из глаз Беллы брызнули слезы. Девушка потупила взгляд и дрожащей рукой перевернула нотную страницу. К счастью, репетиция скоро закончилась, все заторопились, зашумели, и никто не заметил, как глупо она расчувствовалась.

Артисты разошлись, оставив Беллу одну у рояля. Ей вдруг донельзя захотелось петь. Такой внезапный певческий зуд случался с ней и раньше. Она развернулась в сторону пустого зрительного зала. Мелодия рвалась наружу, необходимо было дать выход захлестнувшим ее эмоциям. В такие моменты Белла остро ощущала, чего ей не хватало, по чему она томилась. Любовь. Настоящая душевная близость. Насыщенная страстью мелодия явилась символом ее нерастраченной любви.

Тут она опять увидела его. Он стоял в зрительном зале у оркестровой ямы и смотрел на нее снизу. И его присутствие наполняло девушку особой музыкой. Белла зачарованно смотрела на Жака Лефевра.

— Иди ко мне, Белла! — негромко сказал он. — Ты будешь петь для меня.

Дрожь пробежала по ее телу. Разве она сможет петь для Жака? Кто он? Не ответ ли на ее страх — страх не только публики, но и страх любви, да и жизни вообще? И не он ли — стимул той рвущейся изнутри песни, того горячего чувства, что поднимается в ней? Быть может, судьба привела ее в этот театр, к призраку, чтобы открыть смысл ее собственного бытия?

Впервые она ответила ему, и ее голос был исполнен грусти:

— Если я сделаю хоть шаг, вы исчезнете.

— Иди ко мне, Белла, — повторил он.

Она рванулась к нему — но, как обычно, Жака Лефевра и след простыл…

— Белла, почему бы тебе в эти выходные не поехать со мной на загородный прием? — спросил Джон.

Через две недели после памятной репетиции, когда Лефевр попросил ее спеть для него, Белла стояла с Джоном Рэндолфом на палубе «Речной королевы», одного из множества прогулочных речных пароходиков старинного вида, на которых туристов катали по бесчисленным рукавам дельты Миссисипи неподалеку от Нового Орлеана. Стоял прекрасный летний вечер, воздух был свеж и прозрачен после прошедшего днем дождя. Белла как ребенок радовалась красоте окружающего пейзажа. У зеленых берегов, густо поросших мхом, прогуливались белые цапли, там и сям виднелись колонны плантаторских домов. Лягушки истерично квакали, болотные птицы на разные лады кричали из зарослей кипарисов. От реки поднимался запах рыбы, ила и зацветшей воды.

Белла чуть растерянно покосилась на Джона. Его предложение застало ее врасплох. Во время репетиций она сдружилась с Джоном, легкий характер молодого, человека и вечная готовность шутить были ей по вкусу. Однако в последнее время он норовил пригласить ее на настоящее свидание. Ей же нисколько не хотелось превращать их простые отношения в любовный роман.

Она улыбнулась:

— А кто устраивает пирушку? Напомни, пожалуйста.

— Дедушка Джеффа Шелтона, — пояснил Джон. — Старшеклассниками мы с Джеффом ездили в один летний лагерь. Я слышал, его дедушка из тех, кто умеет закатить настоящий праздник. Прием состоится в плантаторском доме на берегу одного из протоков. Возможно, будут даже несколько конгрессменов и один сенатор. Собираются варить креветок и речных раков и танцевать до утра. — Тут он подмигнул Белле: — Мы с тобой можем улизнуть от толпы в один из летних домиков для гостей, которые тут называют холостяцкие берлоги. И уж там мы с тобой найдем чем заняться!

Белла рассмеялась.

— Господи Джон, ты способен думать о чем-либо, кроме секса?

— Нет! В особенности с тех пор, как встретил тебя! — ответил он даже не покраснев.

— Для тебя я cтapyxa! — запротестовала она.

— Но ведь тебе только двадцать четыре!

— А тебе двадцать два!

— И в чем проблема?

— К чему мне короткие летние приключения? — сказала Белла. — Скоро осень, и вы с Дикси упорхнете в музыкальную школу — заканчивать учебу.

Джон пытливо заглянул ей в глаза.

— Послушай, Белла, ты что, никого и на пушечный выстрел не подпускаешь к себе?

Она почувствовала, как краска бросилась ей в лицо от этого прямого и грубоватого вопроса.

— Извини, я не совсем поняла твой вопрос.

— Да нет, ты все поняла. Ты настроена дружелюбно и в то же время заперта в каком-то своем мирке — и эмоционально далека от всех прочих.

— О-о! — возмущенно воскликнула Белла. — И ты делаешь такие далеко идущие выводы только потому, что я не хочу прыгнуть к тебе в постель?

Он рассмеялся.

— Знаешь, в роли птички в позолоченной клетке ты просто бесподобна!

Белла нахмурила брови, соображая, что же он имел в виду. Как раз вчера они начали репетировать номер: Белла качалась в позолоченной клетке над сценой, a Виктор Дейли пел ей серенаду. Лесли Личфилд был озабочен тем, что номер начали разучивать так поздно — до премьеры «Калейдоскопа» оставалось слишком мало времени. Плотники и техники потратили уйму времени на создание клетки, ее покраску и сложную конструкцию, которая двигала клетку не только, вверх-вниз, но и в разные стороны.

— Пташка в позолоченной клетке не отвечает на обращенные к ней серенады, ведь так? — с лукавой улыбкой закончил Джон.

Белла по-настоящему рассердилась:

— Послушай, если я и пташка в какой-то там клетке, я не хочу, чтобы меня обсуждали всякие доморощенные психологи! У моей бабушки очень слабое здоровье, да и других забот полно. Так что отвечать нежными трелями на ржание жеребцов вроде тебя у меня нет ни времени, ни желания.

Джон смутился и виновато улыбнулся..

— Ладно, Белла, не кипятись. Извини.

Она молча разглядывала зеленые берега.

— Я так понимаю, с уик-эндом я пролетел? — произнес Джон.

— А разве я что-то обещала?

Он разочарованно вздохнул.

Белла рассердилась прежде всего потому, что в словах Джона содержалась правда. Она действительно была эмоционально далека от людей. Сексуальность девушки подавляли те же страхи, которые не позволяли ей в полную силу реализовать певческий талант. Это ведь такая редкость — девственница в двадцать четыре года. В последние годы она один или два раза была на грани того, чтобы отдаться. Случались бойкие и обаятельные ухажеры, которых не хотелось отвергать. Однако в самый последний момент Белла все-таки останавливалась. Это как с пением, когда она выходила на сцену, полная решимости, но затем ноги становились ватными — и все.