— Отчетливо понимаю, что Кати принадлежит к гораздо более утонченному типу, — сказала Ева. — Кати интересуется книгами и простыми тружениками, меж тем как я слежу за переменами моды на правом берегу и читаю газету «La Vie Parisienne»[61], не так ли?

— Давай не будем цепляться к словам, — предупредил Еву Леннарт.

— Позволю заметить, я купила книгу внизу, на Quai Malaquais[62]. А что купил ты? Я купила «Les fleurs du mal»[63]небезызвестного господина Бодлера.

— А ты уже что-нибудь прочитала из этого сборника?

У Евы был глубоко оскорбленный вид.

— Думаю, ты спятил! — ответила она. — Когда мне было читать? По-твоему, я должна была ночью бодрствовать и изучать господина Бодлера? Прошу заметить, что ночью я сплю, поэтому у меня такой свежий вид!

Вид у нее в самом деле был очень свежий.

— Послушаем, к какому типу относишься ты, Леннарт? — сказала я, переводя разговор на другую тему.

— Да, именно! — захотела узнать Ева. — Думаю, ты, пожалуй, просидишь в Notre Dame до тех пор, пока не настанет время ехать домой.

Леннарт навернул белокурый локон Евы на свой указательный палец и осторожно подергал.

— Я, должно быть, рассердил тебя, — сказал он. — Но я вовсе не собирался дразниться.

— Я хочу знать, какой тип ты, Леннарт! — воскликнула Ева. — Оставь в покое мои волосы! Скажи точно, что привело тебя в Париж?

— Кати, — сказал Леннарт. — В первую очередь я приехал сюда, чтобы жениться на Кати и показать ей город, который люблю. А кроме того… ладно! Никакой я не «тип», но считаю только, что из нас троих я, возможно, единственный, кто на самом деле считает, что ходить по музеям — чудесно. Вернее, по музеям изящных искусств.

— Да, сидишь тут — варвар варваром среди особ со сплошь возвышенной душой, — сказала Ева. — Пожалуй, не стоит напоминать вам, что это я захотела пойти с вами в Jeu de Раите уже в самый первый день?

— Да, пожалуй, я не понял тебя, Evita mia[64]— признался Леннарт.

— Вообще-то, — заметила я, — замечательно, что мы — все трое — интересуемся разными вещами, а пасемся стадом. Таким образом сможем увидеть разные стороны Парижа!

— Давайте составим список! — закричала Ева, быстро смахнув пыль со стола Робеспьера. — Сначала составим список самого необходимого, что нам надо посмотреть.

Ева составляет списки на все, начиная с «Если я заболею водобоязнью», «Заметки о тех, кто может меня укусить» до «Мужчины в моей жизни». Она вытащила листок почтовой бумаги и уселась к столу.

— Список тех, «кого я завтра пошлю на гильотину», — сказала она, — уверяю вас, что Робеспьер сидел здесь и составлял такой список… Сейчас увидим, какие у нас будут рубрики. Когда приезжаешь в Париж впервые, нужен список того, без чего нельзя обойтись. Леннарт, диктуй мне… ты ведь все знаешь!

— Да, я знаю все наизусть. То, что я перечислю, делает каждый приезжающий в Париж, а потом едет домой и бьет себя в грудь со словами «Знаю ли я Париж? Да, думаю, что знаю!»

— А что он делает? — спросила я.

— Поднимается на Эйфелеву башню, — начал перечислять Леннарт. — Посещает гробницу Наполеона в Соборе Дома, инвалидов. Осматривает Лувр — из чувства долга; собор Парижской Богоматери и Sacre Coeur — также из чувства долга. Выпивает аперитив в «Café de la Paix»[65]— с величайшим восторгом. Бегает по магазинам на Rue de Rivoli — будь то он или она. Забегает в «Галери Лафайет» и в другие магазины. Один вечер просиживает на Place du Tertre[66]на вершине Монмартрского холма. Один вечер — в кафе «Dôme»[67]на Монпарнасе или, возможно, в кафе «Flore»[68]в St. Germain-des-Pres. Затем Булонский лес[69]и Люксембургский сад. Букинисты на набережных Сены. Вот и все в общих чертах.

— Думаю, я слышала разговоры о чем-то называемом площадь Pigalle[70].

Леннарт приподнял брови.

— Неужели? — удивился он. — Такая маленькая невинная девочка, как ты! Но ты права — некоторые туристы никогда не заходят дальше площади Пигаль и увеселительных заведений вокруг нее. И из всего скучного, что можно найти в Париже, это — самое скучное. Это ничуть не более французское занятие, чем мои старые башмаки.

— Но все же можно совершить туда экскурсию в познавательных целях, — стала уговаривать Леннарта Ева. — Исключительно в познавательных.

— А не начать ли нам день с того, чтобы посетить исключительно в познавательных целях Эйфелеву башню, с которой вы так долго приставали ко мне?

С Эйфелевой башни открывается необыкновенно прекрасный вид. Весь Париж, словно блин, лежит у вас под ногами. А на стенах висят телефоны-автоматы, и если сунуть в них пять франков, то можно узнать о всевозможных вещах — у кого сегодня счастливый день и за кого выйдешь замуж.

— Это, право же, меня давно интересовало, — сказала Ева. — А ну-ка посмотрим!

Будущий муж Евы станет Député[71], — утверждал автомат. Леннарт же думал, что она не может рассчитывать на то, чтобы ей удалось охмурить какого-нибудь французского депутата. Он утверждал, что это предсказание грозит скорее какому-нибудь шведскому депутату риксдага[72].

— Ты так считаешь? — спросила повеселевшая Ева. — Да, да, как только вернемся домой и распакуем все самое необходимое, придется совершить налет не только на первую, но и на вторую палату депутатов!