– Спасибо.

За столиком Анастейша смотрит на свои пальцы, размышляя бог знает о чем. Неужели обо мне?

– Хотите, я угадаю, о чем вы думаете? – спрашиваю я.

Она подскакивает и краснеет, я ставлю на стол ее чай и свой кофе. Она сидит как пришибленная. В чем дело? Ей со мной неприятно?

– Так о чем же вы думаете? – снова спрашиваю я, и она смущенно вертит пакетик.

– Это мой любимый чай, – говорит она, и я мысленно отмечаю на будущее, что она предпочитает «Английский завтрак». Смотрю, как она заваривает чай. Зрелище замысловатое и неряшливое. Макает пакетик в чашку, тут же вылавливает и выкладывает на блюдце. Говорит, что чай любит некрепкий и черный, и на миг мне кажется, будто она описывает качества, которые ценит в мужчине.

Возьми себя в руки, Грей!

– Он ваш парень?

Она хмурит брови домиком:

– Кто?

Хороший ответ.

– Фотограф. Хосе Родригес.

Она смеется. Надо мной. Надо мной!

Не понятно, то ли от облегчения, то ли я кажусь ей смешным. Это бесит. Никак не могу ее раскусить. Я ей нравлюсь или нет? Она говорит, что тот придурок ей просто друг.

– Почему вы решили, что он мой парень?

– По тому, как он улыбался вам, а вы – ему. – Ты что, ничего не замечаешь? Да он влюблен в тебя по уши!

– Он почти что член семьи.

Значит, влечение только с его стороны. Интересно, она осознает, до чего прелестна? Она наблюдает, как я снимаю бумажную обертку с маффина, и на миг я представляю: она стоит передо мной на коленях, а я кормлю ее, кладя в рот маленькие кусочки. Эта картинка меня несказанно забавляет и возбуждает.

– Не хотите кусочек? – спрашиваю я.

Ана качает головой.

– Нет, спасибо, – с запинкой отвечает она и снова смотрит на руки. Почему она так нервничает? Неужели из-за меня?

– А тот, которого я видел вчера в магазине?

– Пол мне просто друг. Я вам вчера сказала. – Она хмурится, смущается и складывает руки на груди, будто пытаясь защититься. Расспросы об этих типах ей не по душе. Вспоминаю, как неловко ей стало, когда брат босса ее приобнял, заявляя свои права. – Почему вы спрашиваете?

– Похоже, вы нервничаете в мужском обществе.

Она изумленно распахивает глаза. Они невероятно красивые – цвета океана в Кабо, самого голубого из всех морей планеты. Вот бы поехать туда с нею.

Черт, откуда взялась эта мысль? Я никогда не путешествую с сабами, это против правил. Самое главное в этих играх – возможность владеть, не привыкая к человеку, не вникая в его чувства, не узнавая его привычек и слабостей. Личная жизнь, застегнутая наглухо, до самой верхней пуговички. Никакие, даже самые бурные, эмоции не покидают границ игровой комнаты.

– Я вас боюсь, – признается она вдруг и снова смотрит на свои руки. С одной стороны, она типичная саба, с другой – та еще штучка.

– Вы и должны меня бояться.

Еще бы! Немногие отваживаются сказать мне в лицо, что боятся меня. Ей свойственна прямота, хотя, когда она опускает глаза, мне сложно догадаться, о чем она думает. Это обескураживает. Нравлюсь ли я ей, или она терпит мое общество ради статьи Каваны? Понятия не имею.

– Вы одна сплошная тайна, мисс Стил.

– Во мне нет ничего таинственного.

– По-моему, вы очень хорошо владеете собой. – Как и любая хорошая саба. – Ну, если не считать того, что вы часто краснеете. Хотел бы я знать почему. – Вот тебе! На такую провокацию ты обязательно поведешься. Кладу в рот крошечный кусочек маффина и жду ответа.

– Вы всегда так бесцеремонны?

– Я не думал, что это так называется. Я вас обидел?

– Нет.

– Хорошо.

– Но вы очень властный человек.

– Я привык, чтобы мне подчинялись, Анастейша. Во всем.

– Не сомневаюсь, – шепчет она и тут же спрашивает, почему я не предложил ей называть меня по имени.

О как!

И тут я вспоминаю: покидая мой офис после интервью, она вошла в лифт и назвала меня по имени. Неужели она видит меня насквозь? Она что, специально меня подначивает? Отвечаю, что по имени меня зовут только члены семьи. Я не знаю своего настоящего имени, того, которое мне дала биологическая мать. Ведь должна же она была как-то звать меня, даже если почти не выходила из своего наркотического облака дольше, чем на пару минут. Я покачал головой и нахмурился. Даже не начинай, Грей!

Меняю тему.

– Вы единственный ребенок?

Прежде чем ответить, она изумленно хлопает ресницами.

– Да.

– Расскажите мне о своих родителях.

Ана закатывает глаза, и я едва сдерживаюсь, чтобы не сделать ей замечание.

– Моя мать живет в Джорджии со своим новым мужем Бобом. Отчим – в Монтесано.

Разумеется, я знаю все это из досье, собранного Уэлчем, но мне хочется услышать из ее уст. При упоминании отчима ее губы расплываются в улыбке.

– А отец?

– Отец умер, когда я была совсем маленькой.

И тут меня выбрасывает в мои кошмары: я стою на коленках перед распростертым на грязном полу телом, мои ладони прикасаются к длинным, спутанным волосам. Кажется, они в крови, мои пальцы оказываются в чем-то липком, и мне становится страшно, смертельно страшно. Так, что я просто не могу произнести ни слова.

– Извините, – бормочу я, пытаясь сбросить наваждение. Еще не хватало напугать Анастейшу на первом свидании.

– Я его совсем не помню, – добавляет она, возвращая меня к реальности.

Лицо у нее открытое и оживленное, и я понимаю, что Рэймонд Стил стал для нее хорошим отцом. А вот об отношениях с матерью надо выяснить поподробнее.

– А потом ваша мать вышла замуж во второй раз?

Она горько усмехается:

– Можно сказать и так.

В подробности особо не вдается. Она из тех немногих женщин, что любят помолчать. Я ценю это, но только не сейчас.

– Вы не любите рассказывать о себе?

– Вы тоже, – парирует она.

Ну что, мисс Стил, поиграем? С удовольствием напоминаю ей про интервью, злорадно усмехаясь.

– Вы уже брали у меня интервью и, помнится, задавали довольно интимные вопросы.

Да. Ты спросила, не гей ли я.

Она не обманывает моих ожиданий и густо краснеет. Сбивчиво бормочет о себе и своих близких. Мать – неисправимый романтик. Видимо, четвертый брак стал победой надежды над опытом. Похожа ли она на свою мать? Спросить не отваживаюсь. Если она ответит, что да, то мне ничего не светит. А мне не хочется заканчивать нашу беседу.