Но, зайка, попробуй сесть на горшок.

Нет, кричал он, вставая. По’гузник!

Она вздыхала.

Ладно, говорила она. Хорошо.

Она надевала на него подгузник, он заходил за стул и высовывал из-за него голову.

Кака! говорил он, хрюкая, тужась, глядя ей в глаза, пока испражнялся. Потом с раздутым подгузником выходил из-за стула и говорил ей: Вытри попу.

Той ночью он не хотел спать. Часы, и часы, и часы напролет они лежали бок о бок, сражаясь друг с другом. Она не позволяла себе рычать, свирепо лаять, показывать зубы, сужать глаза и прижимать уши, хотя ей очень всего этого хотелось. Их дом представлял собой бунгало с изогнутыми углами, архитектор которого не очень представлял, как строить дома. Когда они въехали, этот дом казался ей очаровательным – если на то пошло, так это она убедила мужа, что здесь именно то место, где им нужно жить, несмотря на сомнительного качества проводку и только одну ванную, – но теперь ее злили двери, слишком узкие и слишком короткие. И сколько бы она ни убирала, здесь никогда не становилось достаточно чисто. Этот дом, думала она, злясь все больше, больше.

Этот сраный дом.

И вместо того чтобы считать овец, там, в постели, ожидая, когда мальчик уснет, – пока он ворочался, запутывался в простынях, распутывался, просил поесть, попить, ныл, пытался с ней поиграть, надувал губы в ответ на ее слова, что пора спать-спать, пока он брыкался и метался, а она тихо и неподвижно лежала рядом, – она представляла себе, как пробивает дыры в штукатурке стен. Как собирает все силы, чувствует содрогание, когда ее кулак касается твердой стены. Ее рука будет в крови. Костяшки пальцев поранятся. Но стена уступит, обрушится, сломается. Теперь она видела облегчение, которое могло прийти с насилием.

Бум, бум, бум. Час ночи рядом с мальчиком. Бум. Два часа. Еще не спит. Еще одна ночь, и она расплачется. Еще одна ночь, и она выберется из кровати, спустится вниз и не будет обращать на него внимания, когда он выскользнет из спальни и спустится по ступенькам, будет читать, лежа на кушетке, и не станет смотреть на него, когда он прижмется к ее руке, будет делать что хочет, и пусть он засыпает, когда ему заблагорассудится, – потому что она понимала, что больше так не может. Она просто не могла больше лежать с ним в этой постели ни одной чертовой секунды.

Нужно было отвлечься. Почитать что-нибудь. Что угодно, лишь бы отвлечься, приглушить бурлящее отчаяние и тоску. И вот он, на прикроватном столике: «Справочник о ведьмах и волшебницах». Конечно.

Она решила читать книгу не как полагается, от начала к концу, а просто раскрывать на случайной странице и прочитывать то, что там увидит. Ей казалось, что книга – не просто предмет, а скорее существо, которому есть что рассказать, и рассказать именно ей. Такую книгу она просто не могла читать, как обычную.

О чем ты хочешь поговорить? – думала она, доставая «Справочник» из сумки где-нибудь в парке, и книга, словно отвечая ей, раскрывалась на главе «Экскурсия в Антарктику» или «Некоторые размышления о трансформации».

В эту ночь, ожидая, что завтра, к огромному облегчению, вернется домой муж, она, лежа в удушливой жаре спальни и слушая, как рядом сопит сын (он наконец уснул где-то между двумя и тремя часами), раскрыла книгу на главе «Домашние породы».

Цитата из книги Уайт: «Хотя мои исследования за границей, безусловно, были одним из самых захватывающих и увлекательных аспектов моей работы, нельзя упускать из вида и менее экзотические разновидности волшебных женщин, которые заслуживают отдельного серьезного и откровенного рассмотрения».

Ну что ж, подумала мать. Пусть будет так. В этой главе она обнаружила Мертвящих:

«Тип современной женщины, сосредоточенной на всем, что связано с карьерой, успехом, финансами и властью. Мертвящая может выбрать любую область реализации, однако обычно занимает высокий пост в этой области.

Одевается так, как считает нужным, в любом удобном ей стиле, но, если вам не повезет и вы начнете ей противоречить, будьте начеку: ее резкий взгляд может лишить вас дееспособности на несколько дней. Острое слово способно внушить вам глубокое и мучительное сомнение во всех жизненных решениях. Иногда – хотя это пока моя неподтвержденная теория, пусть даже основанная на многолетних наблюдениях, – характер Мертвящей с возрастом проявляется сильнее, ее реальное физическое тело приобретает новую остроту, а лицо сужается до точки, в то время как лоб, нос и подбородок выпирают сильнее. Возможно, это имеет магическую природу, а возможно, так выражается старение. (При правильном финансировании я бы с радостью углубила свои разработки.)

Несостоявшаяся Мертвящая – по-настоящему жалкое существо, хотя и не менее суровое. Если она не занимается никакой профессиональной деятельностью, то ее дом безупречен, супруг и дети послушны, а домашнее хозяйство подчинено строгому распорядку. Эта разновидность во всем требует тем большего совершенства, чем сильнее разрушены ее мечты. Дай Бог ее семье терпения.

Мертвящие часто вступают в неоднозначные отношения с другими женщинами. Сексуальные или нет, вы, скорее всего, никогда не сможете различить.

Можно было бы предположить, что другие женщины не любят Мертвящих за презрение к коллективности, свойственной женским социальным кругам, но я обнаружила, что это совершенно не так, скорее даже наоборот: бета-женщины, находящиеся поблизости от Мертвящей, уважают ее и питаются ее силой, понемногу превращаясь в ее собственные анимации, и за несколько лет непрерывного общения с ней могут также выработать в себе черты Мертвящей».

Мать закрыла глаза. Каково это – находиться среди женщин с такой же живой жизненной силой? Строить огромные империи и прежде немыслимые миры? Контролировать обмен идеями, эволюцию общества? Раньше она никогда особенно не интересовалась историями успеха или прихода к власти, но на миг ей показалась привлекательной империя, управляемая только женщинами, а следом – возможность владения силой, которая могла бы все это разрушить лишь по прихоти. Целое разрушенное королевство как проявление гнева одной-единственной женщины. Или не королевство, а комната. Все, что угодно, лишь бы вынести то, что она чувствовала, за пределы собственного тела, потому что она очень долго терпела все это и больше не могла.

Вдобавок к тому, что волосы разрастались на шее и плечах, вдобавок к острым зубам и хвосту, на следующее утро ее грудь опухла и болела, а поясницу сводили судороги. Любое движение вызывало сильнейшую головную боль. Причину этого она понимала. Это было нормально – во всяком случае, нормально с тех пор, как через год после рождения ребенка у нее возобновились менструации: то настоящий потоп, то мутная струйка, то целая мучительная неделя, то всего пара дней. Теперь ее менструации объединяло лишь одно – страдания.

Никогда раньше она не испытывала такой агонии, состояния настолько острого, что теперь она понимала женщин, убивших своих мужей и объявивших ПМС смягчающим обстоятельством. Единственное, чего ей в такие дни хотелось – убивать.