Алкоголик бросает пить, когда наконец осознает, что гораздо лучше жить трезвым. Тот же самый принцип действует и для курильщика… и для хулигана.

Некоторые люди считают, что мучитель перестанет издеваться над своими жертвами, если дать ему понять, что эти жертвы в такие моменты чувствуют. Но, по словам Кэтрин Ньюман, автора книги «Неистовство: социальные корни массовых убийств в школах» , это не так: «Желание вести себя лучше является менее мощным мотиватором по сравнению со статусом, получаемым в процессе издевательств над другими людьми и их преследования…»

Упрашивать мучителей стать хорошими бесполезно. Наказание, как правило, их тоже не останавливает.

Большинство мучителей предпочитают измываться над своими жертвами публично, чтобы произвести впечатление на сверстников и продемонстрировать им свою «крутизну». Но все эти поступки теряют для них смысл, как только сверстники перестают обращать на них внимание. А когда еще и сторонние наблюдатели начинают давать им понять, что считают такое поведение неприемлемым, ситуация начинает меняться в лучшую сторону.

Американский детский и семейный психотерапевт Стэн Дэвис основал Международную ассоциацию противодействия школьным издевательствам и работает в этой области со второй половины 1990-х годов.

Некоторые из результатов его исследований феномена школьных издевательств и преследований можно вкратце описать таким образом:

• ОСТАНОВИТЬ ЮНОГО МУЧИТЕЛЯ СЛОВАМИ НЕВОЗМОЖНО. Эти молодые люди не хотят слышать о том, что ведут себя плохо, и, даже слыша такие замечания, почти не обращают на них внимания;

• ЖЕРТВЫ ПРЕСЛЕДОВАНИЙ ЧАЩЕ ВСЕГО СЧИТАЮТ, ЧТО ЗАСЛУЖИВАЮТ ТАКОГО ОБРАЩЕНИЯ С СОБОЙ, и верят, что сами делают что-то неправильное. Советуя жертвам издевательств изменить поведение, мы только укрепляем их уверенность в том, что они сами виноваты в собственных мучениях;

• СОВЕТОВАТЬ МОЛОДЫМ ЛЮДЯМ ВСТУПАТЬ В ПРОТИВОСТОЯНИЕ С ХУЛИГАНАМИ НЕРЕАЛИСТИЧНО И НЕЭФФЕКТИВНО. Ожидать, что находящиеся в безопасности сторонние наблюдатели станут этой безопасностью рисковать неоправданно и неразумно;

• БОЛЬШИНСТВО МОЛОДЫХ ЛЮДЕЙ СПОСОБНЫ ПРОЯВЛЯТЬ ДОБРОТУ И СОСТРАДАНИЕ. Гораздо легче сподвигнуть стороннего наблюдателя на проявление доброты, чем изменить поведение мучителя.

В результате мы имеем всего две группы людей, достаточно сильных и достаточно заинтересованных в изменении культурной атмосферы в школе: это учителя и молчаливое большинство безучастных наблюдателей. Девис говорит так: «Я пришел к выводу, что работу следует вести в основном с персоналом школы и старающимися ни во что не вмешиваться наблюдателями, так как именно члены этих двух групп определяют, какие модели поведения приемлемы, а какие – нет».

До 11 лет я больше всего боялся, что отец уйдет из дома. После 11 я стал больше всего бояться, что он вернется.

Впервые отец ушел от нас, когда мне было 10… и, как это бывает с большинством детей, я думал, что это случилось по моей вине.

Вернулся он в семью, когда мне стукнуло 11. Я воспринял это с радостью, волнением, надеждой и страхом… любит ли он нас настолько, чтобы остаться навсегда? Станем мы нормальной семьей, будем ли ходить в парк и играть там в мяч, повезет ли он нас, как всех других нормальных детей, в какое-нибудь путешествие?

Но моя эйфория была недолгой. Уже где-то через две недели отец отозвал меня в сторонку. Я был в семье самым младшим, и бог знает почему он решил рассказать все именно мне и никому больше… он просто сказал:

– Я здесь оставаться не могу. Я не люблю вашу мать и не люблю всех вас, детей.

А потом взял и ушел.

Я был совершенно опустошен: «Что не так со мной? Что не так со всеми нами?»

В очередной раз мы увидели его только через два года. В 1974-м он внезапно приехал на рождественский обед. Я был в полном восторге – наконец-то у нас будет нормальный семейный праздник!

Мама накрыла и украсила стол, постаралась приготовить особые праздничные блюда. Но отцу не понравились закуски, и он буквально взбесился:

– Какого хрена! Ты транжиришь мои алименты на креветочные салаты!

С этими словами он вскочил на ноги, схватился за край стола и одним могучим движением швырнул его в сторону матери. Крышка стола ударила ее по лбу, и мама отлетела прямо в стену комнаты и рухнула на пол среди осколков посуды, стаканов и рождественских украшений. Бедная мама потеряла сознание еще до того, как оказалась на полу. С момента появления отца в доме прошло всего 20 минут.

Охваченный яростью отец выбежал из дома… и больше уже никогда не возвращался.

Игра в молчанку

Отец ненавидел маму и поэтому наказывал ее, унижая нас, своих детей. Он обзывал нас дебилами или идиотами. Сколько я себя помню, он со мной даже ни разу не поговорил по-человечески.

Я очень неплохо играл в футбол, и это увлечение должно было бы быть для меня источником радости, если бы отец не превращал каждую игру в адские муки. Перед матчами он обещал мне дать 20 центов, если я забью гол. Но если забить мне не удавалось, он целых три дня со мной не разговаривал.

Он наказывал меня, отказываясь со мной общаться. И это происходило снова и снова. Эта игра в молчанку доставляла мне гораздо больше страданий, чем вербальное насилие с его стороны. «Ну и сволочь же ты!» – каждый раз думал я.

Родители не понимают, что игра в молчанку может быть для ребенка гораздо болезненнее даже физических избиений.

Мы со старшим братом Дэвидом жили в одной комнате. Дэвид брал пример с отца, склонного к домашнему насилию, и был таким же мучителем, как и он. Брат избивал меня почти ежедневно. Когда он приходил, я прятался под одеяло и притворялся, что уже сплю, но это не помогало.

Чаще всего Дэвид колотил меня просто так, без всякой причины… но когда появлялся еще и реальный повод, его жестокости не было границ. Дэвид был на восемь лет старше, и у него были крутейшие мокасины. Однажды, когда мне было 12, а он был на работе, я взял их поносить. Меня распирало от гордости, и я казался себе по-настоящему взрослым. Я сходил в его мокасинах до местного мегамаркета, ощущая себя звездой круче Элвиса Пресли! Вернувшись домой, я аккуратно поставил его ботинки в шкаф, на то же место, где их взял. Но забыл развязать шнурки.

Дэвид пришел домой и заметил, что я брал его мокасины. Я сидел в гостиной, и он подошел ко мне со спины. Мощнейшим ударом в затылок он буквально выбил меня из кресла. Я приземлился около телевизора и потерял сознание.