И почему он все еще думает про нее, когда она уже так явно выдала, что пришла не за ним?

Шепнуть словечко Хакиму — и она исчезнет, а он сможет сосредоточиться на своей работе.

Но ведь он устал от этой работы. Столько лжи, что он забыл, где правда, столько имен и личин, что он забыл, каков он настоящий. Столько лет, что он уже не понимал, где хорошие парни, а где плохие. И что еще хуже — ему было все равно.

По какой-то причине Хлоя Андервуд возбудила его любопытство. Сделала жизнь чуть интересней. Нет, совестно избавляться от нее так быстро. Эта работа не была особенно сложной — его прикрытие было разработано давно, и Хаким не составляет особой проблемы. Пока не появился Кристос, он может позволить себе небольшое развлечение. И если Хлоя станет препятствием на его пути, он сможет избавиться от нее так же легко, как и Хаким. Причем быстрее и милосерднее. Хаким любит заставлять их мучиться.

Он может наблюдать и ждать. Инстинкт подскажет ему, когда действовать, а сейчас можно достичь большего, просто потянув время. Пока Хлоя Андервуд не сделает свою последнюю, роковую ошибку.

Она сделала роковую ошибку, подумала Хлоя, ставя на стол бокал с вином. Ей ни в коем случае не следовало так много пить на относительно пустой желудок, и особенно тогда, когда нужно было постоянно оставаться начеку. Держаться во время долгого неспешного ужина казалось достаточно простой задачей. Разговор велся на светские темы, и ее почти не просили переводить, разве что несколько слов. Что было очень кстати, поскольку стоило ей сделать глоток вина, как ее бокал немедленно наполняли вновь, так что к тому времени, как принесли сыр, она оказалась почти опьянена.

И даже тогда она была бы еще в порядке, если бы на все это не легли две порции скотча, которые она проглотила быстро одну за другой после того, как Моника фон Руттер вернулась в гостиную со смазанной помадой, растрепанной прической и сонной поволокой во взгляде.

Бастьен Туссен целовал ее в коридоре, затем проводил в комнату, полную народу, выбрал другую женщину и повел ее в сад, чтобы заняться сексом. Сомневаться в этом не приходилось — при одном только взгляде на пылающее лицо Моники все становилось кристально ясно.

Даже не подождала, пока утихнет этот пожар на лице, сердито подумала Хлоя, опрокидывая стакан с виски, который ей кто-то протянул. Бастьен проявил больше самообладания — впрочем, Монике-то было достаточно задрать подол, тогда как Бастьену пришлось возиться с «молнией» на брюках…

Хлоя осушила стакан залпом и потянулась за следующим. Господи, да ей-то какое к черту дело?! Очевидно, этот человек набросится на любую юбку, которая будет вертеться в поле его зрения достаточно долго, чтобы ее заметить. Хоть она-то сумела сразу его оттолкнуть.

Она тяжело опустилась в свое кресло, глядя на сыр с отвращением. Когда спустя несколько минут неторопливыми шагами вошел Бастьен, он выглядел так же невозмутимо и сдержанно, как и тогда, когда она его впервые увидела. Да она просто дура, если могла хотя бы допустить мысль о нем. Ничего нет неприятнее, чем мужчина, который не желает выказывать свою реакцию. Если кто-то способен выглядеть столь хладнокровно после быстрого секса в саду, тогда он точно не для нее. Она предпочитала мужчин, которые не боялись выдать свои чувства.

И она вообще все выдумала насчет них, напомнила она себе, и ни одно ее предположение не оправдалось. И не важно, в ее ли Бастьен вкусе или нет. Важно, что он определенно не ее уровня.

Он не глядел на нее, пока длился нескончаемый ужин, отчего стало совсем уж ясно, что его интерес к ней был лишь мимолетной забавой. Она торопливо пересела в свое кресло, переводя, когда в ее услугах нуждались, а все остальное время молчала. Моника фон Руттер, напротив, была душой компании — остроумная, очаровательная, она флиртовала с каждым, не разбирая, мужчина это или женщина.

Хлоя была готова спрятаться под стол от стыда, когда Хаким наконец поднялся и дал знак прекратить подносить нескончаемые блюда.

— У нас на завтра намечено очень много дел, дамы и господа. Предлагаю перейти в западный салон, там нас ждут кофе и ликеры, а затем отправимся на отдых. Кто желает, может прямо сейчас идти спать, это вполне простительно. — Он обратил взгляд своих пронзительных черных глазок на Хлою. — Вы нам сегодня больше не понадобитесь, мадемуазель Андервуд.

То, что ее освобождали, было на редкость кстати — ликер гарантированно отправил бы ее в нокаут. Она поднялась, довольно устойчиво держась на ногах, уверенная, что ее слегка неадекватного состояния никто не заметит, так как начался общий исход.

Бастьен наблюдал за ней. Она не представляла, почему это так, и фактически никак не могла поймать его за этим, но знала, что он наблюдал за ней весь вечер, пока очаровывал остальное женское общество.

Может быть, она разобралась бы во всем утром, когда выпитое вино перестанет дурманить рассудок и она хоть немного поспит, но в эту минуту она чувствовала смущение, беспокойство, непонятную тревогу. И странное, пугающее возбуждение.

Она забыла, какие извилистые коридоры в этом замке. Бастьен помог ей спуститься — но не просить же ей помощи у него, чтобы отыскать дорогу наверх! Лучше воспользоваться методом проб и ошибок.

Это заняло у нее больше времени, чем она ожидала. Надо было выяснить у кого-нибудь, какой коридор куда ведет, но к тому моменту, как она поднялась до середины основной лестницы, вокруг не было видно ни души. Она остановилась, стянула с ног туфли Сильвии на высоких каблуках, облегченно вздохнула и продолжила подъем, рассудительно надеясь, что рано или поздно все-таки отыщет свою комнату.

Она не учла размеров замка. Даже на совершенно трезвую голову ей пришлось бы потратить массу времени, чтобы отыскать нужный коридор. В это время суток в тусклом освещении она могла блуждать до бесконечности, проходя один за другим роскошные залы, каждый из которых казался ей одновременно и знакомым, и впервые увиденным. Наконец она завернула за какой-то угол, и тут ей показалось, что перед ней знакомая дверь, и она буквально бросилась к ней, уверенная, что уж отсюда-то выберется в коридор, в котором расположена ее комната.

Хлоя ошиблась. В нос ей ударил тяжелый запах — запах гнили и плесени, запах обветшавшего древнего строения. Реконструкция только-только добралась досюда, сообразила она, вглядываясь во тьму. Насколько она могла судить, электричество еще не провели, но отраженный свет сквозь пыльное окно высвечивал то там, то тут жалкое зрелище, какое являл собой замок до того, как в него решились вложить очень много денег. Оштукатуренные стены покрылись трещинами и осыпались, неровный вздутый пол был весь в пятнах, банки с краской стояли как немые свидетели дальнейших планов восстановления. Сквозь запах сырости и плесени пробивался иной запах, который она никак не могла опознать точно: что-то древнее, мрачное и необъяснимо… зловещее. И выпитое вино определенно ударило ей в голову — в следующее мгновение она начала воображать, что ей угрожает какая-то опасность. С вином у нее вышел перебор, с фантазией тоже перебор. Она стала медленно пятиться из комнаты — и наткнулась на мощное человеческое тело.