легендируясь под западноевропейцев, если надо… Для переброски групп нашего отряда планировалось использовать подводные лодки и оборудованные поплавками, как у гидросамолетов, планеры Г-11.

Поймав вопросительный взгляд подполковника, я пояснил:

– Планеры с группой водолазов-разведчиков специальным оружием и снаряжением должны были буксировать транспортные самолеты… Ну, типа «Ли-2». Не входя в зону корабельного дозора военно-морских баз, чтобы исключить обнаружение корабельными РЛС, транспортник должен был отцепить планер. Далее, после приводнения, на надувных шлюпках бойцы должны были скрытно выходить к объектам диверсий.

– Это что, они должны были грести веслами несколько десятков километров? – недоверчиво спросил подполковник.

– Нет, для шлюпок должен был быть создан специальный малошумный двигатель. Ну и мачта с парусом. Такая вот парусно-моторная шлюпка. Естественно, что переход планировался ночью, – пояснил я.

Подполковник кивнул, удовлетворенный моим ответом.

– А что вам известно о задачах других подразделений бригады?

Я пожал плечами.

– Немного. Знаю то, что группы, предназначенные для работы по американской стратегической авиации в Европе, должны были обездвижить самолеты без прямых нападений на вражеские аэродромы.

– Как это?

– Диверсии на хранилищах авиационного топлива. Если не ошибаюсь, в Австрии, в районе Инсбрука, находятся крупнейшие американские склады ГСМ. Это еще мы в Великую Отечественную поняли…

– Ну что же, вроде бы почти со всем разобрались, – подполковник заговорил подчеркнуто доброжелательно.

– Пожалуй, даже излишне, – машинально отметил я.

– Скажите, Виктор Васильевич, а как вы восприняли то, что вскоре после окончания Великой Отечественной начались репрессии против заслуженных военачальников? Этим ведь занимались органы государственной безопасности. Например, маршал Жуков был снят с должности заместителя министра обороны и главнокомандующего сухопутными войсками. И он такой не один. Пострадали многие заслуженные генералы и старшие офицеры. Вы, как фронтовик, прошедший Великую Отечественную и советско-американскую войну, что на это скажете? – допрашивающий остро посмотрел мне в глаза.

Я сделал глубокий вдох, вспоминая все, что мне в отпуске рассказывал Саня Пинкевич. В том числе и про обыск на даче маршала Жукова пять лет назад.

«Знаешь, Витек, даже бывалые опера, проводившие обыск, тогда удивились, – рассказывал Пинкевич. – У него на подмосковной даче, в поселке Рублево две большие комнаты были превращены в склад. Разных тканей, вроде шелка, парчи и бархата, несколько тысяч метров, мехов, от собольих до обезьяньих, несколько сотен. Вещей из золота несколько килограммов. Но это еще не самое дорогое оказалось, – Саня при этом многозначительно взглянул на меня. – Больше полусотни дорогих картин, которые после изъятия передали в музеи… А началось все это в январе сорок пятого, когда был издан приказ о том, что военнослужащие Красной армии могут отправлять посылки с территории Германии. В приказе, правда, говорилось о бесхозном и брошенном добре… Разрешалось посылать одну посылку в месяц: солдатам до пяти килограммов, офицерам до двадцати. Вот про генералов только там ничего не говорилось, – усмехнулся Саня. – Были такие, что даже не машинами, а поездами и самолетами отправляли. Кстати, Жуков тогда в этом здорово отметился. Не сам, конечно, а его сподручные, всякие там адъютанты с порученцами. И когда новый министр, Абакумов [17], за это дело взялся, то многие головы и полетели», – закончил тогда свой рассказ Саня.

Вдруг меня осенило! Так, значит, руками обиженных и был произведен военный переворот! Думай, товарищ каплейт, но лишнее тебе сейчас говорить нельзя!

Улыбнувшись, я с самым простецким видом посмотрел на допрашивающего.

– Ну, во-первых, я не адмирал, не генерал, а всего лишь младший офицер. Всего знать не могу… А то, что болтают… – я с самым невинным видом пожал плечами.

– И что же болтают? – заинтересованно посмотрел на меня подполковник.

Эх, была не была! Сыграю под дурачка.

– В Корее я это слышал, на нашей авиабазе, в курилке кто-то рассказывал… В общем, уже после сорок пятого года один генерал-полковник докладывал Верховному о положении дел во вверенных ему частях и соединениях. Слушая доклад, Верховный главнокомандующий одобрительно кивнул и выглядел очень довольным. Окончив доклад, генерал замялся. Сталин его спросил:

«Вы хотите еще что-либо сказать?»

«Товарищ Сталин, у меня к вам личная просьба, – вымученно выдавил военачальник. – Я привез из Германии кое-какие личные вещи, но на контрольно-пропускном пункте их задержали. Если можно, я попросил бы вернуть мне мое имущество».

«Это можно, – Сталин холодно посмотрел на просителя. – Напишите рапорт, я наложу резолюцию».

Генерал-полковник вытащил из кармана заранее заготовленную бумагу. Верховный черкнул несколько слов. Проситель начал благодарить.

«Не стоит», – коротко бросил ему Сталин и отвернулся.

И тут генерал прочитал написанную на рапорте резолюцию: «Отдать полковнику его барахло. И. Сталин».

«Тут описка, товарищ Сталин», – начиная понимать, что произошло, проситель с теплящейся надеждой посмотрел на Верховного.

«Да нет, тут все правильно написано. Вы свободны, товарищ полковник», – холодно ответил главнокомандующий.

Подполковник совершенно добродушно рассмеялся. Глядя на него, вымученно улыбнулся и штатский.

– Виктор Васильевич, я надеюсь, мы поймем друг друга. Вы уже поняли, что у нас с вами был не допрос, а, так скажем, – подполковник замолчал, подыскивая слова, – непринужденная дружеская беседа. Видите, что никто не вел протокол допроса. Сейчас мы закончим наше общение, и вас отведут в камеру. Там я вам настоятельно советую подумать. Не только о себе, – жестко посмотрел на меня подполковник. – У вас ведь жена работает учительницей и маленькая дочь должна пойти в школу. Не хотелось бы, чтобы они стали родственниками врага народа.

На миг у меня потемнело в глазах. Допрашивающий ударил в самую болезненную точку. Я невольно сглотнул появившийся в горле комок. Перед глазами встали Айжан и Маша. Заметив это, подполковник хищно улыбнулся и продолжил:

– Настоятельно советую рассказать на допросе все, что вы знаете о подготовке антипартийного и антигосударственного переворота. К тому же следствие обладает всей полнотой информации о Берии, Судоплатове и Эйтингоне. А вам зачем их покрывать?

Подполковник снова дружески улыбнулся:

– А когда во всем разберутся, снова поедете служить на Тихий океан. Хотя, если захотите, можно будет перевестись служить и на Черное море. У вас ведь, насколько я знаю, в Корее было тяжелое ранение легкого?

Чувствуя себя опустошенным, молча кивнул.

* * *

Лежа на жесткой койке, я отрешенно смотрел в потолок, под которым тускло горела лампочка. Сон не шел, несмотря на усталость. Мысли тяжело ворочались в моей голове. Эх, если бы можно было вернуть то время, что было еще несколько дней назад. Когда я был не подследственным, а заслуженным офицером с орденской колодкой на груди. А еще лучше раньше, когда мы с Айжан и Машей гуляли по каменистой набережной Урала в Чкалове. И почему отпуск всегда пролетает так быстро? А может, лучше оказаться в босоногом детстве? Помню, как я летом в колхозной конюшне запрягал старого