– Подмети, подчинённый. – Костя расправил плечи, слегка приободрившись, и сощурился. – А то шляется, вопросы глупые задаёт. Зелёненький… помидор! Подметёт и пусть гуляет. Слышал, что сказал Владимир? Он не за тебя, а за меня.

Помощник виду не подал, что расстроился, выпросил бейдж со своим номером.

– Ты не подчинённый? Если нет, то заканчивай работу. – Я указал Косте на двери. – То-то же! И ты был зелёным когда-то. Нехорошо ведёшь, очень плохо, – сказал я с огорчением. – Кто так обходится с новичком? Помнишь, чтобы я обижал тебя? Никогда. Возможно, и было за что, но я не хотел упрекать.

Костя хихикнул стыдливо, промолчал. До вечера он ходил как в воду опущенный, стараясь не сталкиваться часто со мной или с помощником, пленённым мерным течением работы. Каждая минута у него не пропадала зря. Он самостоятельно впускал посетителей, бережно, даже почтительно обращался с ними, без суеты хлопотал над земляными горшками и к девяти часам раскинулся на диванчике, признавшись застенчиво, что устал. Я убедил помощника, что ощущать слабость обыкновенно. Свешивая левую ногу, он грустил, что между ним и Костей пробежала чёрная кошка, и с робостью, сковывающей язык, говорил тихо:

– За что он так меня? Я ему ничего не сделал. Вы тоже думаете, что я безнадёжен?.. Нет, вы заступились. Он ревнует?

– Вероятно, он не хочет, чтобы кто-то занимал его место, – предположил я громко, нагружая мусорный мешок. Кости в «Летнем розмарине» уже не было.

– Как я займу место, если не работаю? Вы пока не приняли меня.

– Вопрос времени.

– Если примете, то я займу своё собственное место… Вроде бы, не хочу, а всё-таки обижаю.

– Признайся, как тебе.

– Что же?

– Магазин. Есть талант или как?

– Не сказать, что бы уж талант, но люди были довольны. Видели, как они выгибали брови? Дружелюбия у меня не отнять, – похвалился помощник простодушно. – Я догадывался, что мне подойдёт ваша профессия. Не зря всё проходит. Костя потом примет меня и прекратит дуться.

– У тебя есть паспорт?

– Паспорт? – спросил он потеплевшим голосом. – Паспорт не для меня. У Анны есть свидетельство о моём создании и старый чек, который вручили Пустыркиным после оплаты. Я, знаете ли, что-то там стоил, но меня долго не продавали, года, этак, два. Странное было время, пустое.

– И чего не продавали? Ты бы послужил хорошую службу.

– Должен знать… Что вам приспичило? Не помню. – Махнул помощник рукой. – Это для того, чтобы устроить меня в магазин, я прав? Я принесу свидетельство и чек.

– Трудовой книжки, значит, нет, – проговорил я, припомнив, как помощник горел желанием овладеть любой профессией. – Я оформлю её для тебя. Чек не приноси. Свидетельства будет достаточно.

– Завтра? Так скоро! Не уснуть мне ночью, – признался он, радостно волнуясь и дрыгая смешно ногой, с которой слетел расстёгнутый ботинок. – Вы дадите мне настоящий бейджик? Не то, что этот, вон, какой серый и потрёпанный! А как насчёт формы? Между прочим, у меня есть чистая рубашка и неплохие брюки.

Мне и самому было приятно и беспокойно оттого, что нам предстояло работать вместе. Речь об обустройстве помощника в стенах «Летнего розмарина» ранее не заходила, и этот помощник был одним из немногих, кто стремился изучить флористику как искусство. Предполагаю, что он брал в пример Василия, который трудился без отдыха.

Следующим же днём Костя предпочёл не затевать ссору. Ему были предельно ясны мои указания. Если что и представлялось затруднительным, то он задавал вопрос в блокноте, тыча им мне безмолвно в лицо, и записывал заказы клиентов, которые звонили по телефону. Потом он отрывал стикеры и клеил их прямо на кассовый аппарат.

В обеденный перерыв я запустил помощника в тесный кабинет. Мы присели за аккуратный чистый стол из европейского бука. Я вынул из ящика, запираемого на ключ, договор и трудовую чёрно-золотую книжку и приступил к заполнению титульного листа.

– Номер?

– Забыли? Что ж вы за работодатель гадкий?

– Звать тебя числом как-то неразумно, – оправдался я неуклюже и сказал механически во второй раз: – Номер.

– Десять тысяч триста восемьдесят пять.

– Дата создания?

– В две тысячи тридцать четвёртом году. Подтвержу слова свидетельством, – откликнулся он невозмутимо и показал голубоватый документ.

– Сколько было лет на момент создания?

– Ноль, – сморщился он, вжавшись спиной в стул.

– Наверное, из-за этого не продавали.

– Объясните.

– Ты был ребёнком. Ребёнка из детского дома не всякий заберёт, его кормить и воспитывать нужно. Сейчас делают помощников молодых, крепких, чтоб за домом ухаживали и заботились о безопасности. Мало ли, грабитель какой или убийца, а здоровяка нет рядом! О, ужасно, пришлось бы спасать и себя, и маленького.

– Не соглашусь. У меня другое мнение.

– Какое?

– А такое, что я!.. То есть, помощник, даже если он несовершеннолетний, годится для многого, – вытаращился он потрясённо и с вполне ожидаемой горячностью начал доказывать собственную правду на примере знакомых ему помощников. – Девять тысяч сто сорок четвёртый известен тем, что спас двенадцать человек из-под обвала камней с утёса, а ему было всего лишь девятнадцать. Он не отличался любовью к спорту и выпивал в компании. Ну? Или как вам помощница по кличке «Панцирь», в которую в шестнадцать лет выстрелили семь раз. Она закрыла хозяина от пуль и выжила. Вы действительно думаете, что они слабаки?

– Ты говоришь о единичных случаях, – осадил я помощника резко, вернувшись к трудовой книжке. – Молчал уж лучше бы. Так далеко не уйдём.

– Да. Перерыв закончится, а мы не разобрались… Сомнения мучают. Откажись от них, вы бы взглянули на меня другими глазами! – договорил он и утих.

– Профессия, помощник флориста. Не подскажешь сегодняшнее число? Дату укажу.

– Шестое августа две тысячи пятидесятого.

– Подпись.

– И вашу.

Поставил печать.

Перед тем, как заключить трудовой договор, помощник вчитывался в смысл написанного и, перечитав раза четыре раздел оплаты труда, остановился на сведениях об ответственности сторон. Он расписался на втором экземпляре, предчувствуя неспокойное будущее, и подавился смехом.

– Не с дьяволом заключаешь сделку.

– Лучше с ним, – повысил голос помощник.

– Шутишь? – спросил я, расплывшись в улыбочке. – Он слышит тебя.

– Какие тут шутки? Пока я на земле, я не боюсь ни дьявола, ни Бога. Они меня достанут в аду или в раю, когда я умру. В «Летнем розмарине» меня достанете только вы, ещё как достанете! Ну, теперь мы в одной лодке? – Он протянул уверенно руку. – Пожмите. Так принято.