из Румынии, Левенштейн, получивший диплом в Польше, должен был сдать специальный экзамен для французской комиссии. В Париже Рудольф Левенштейн не терял времени, спустя пять лет защитил докторскую диссертацию по теме: «Психоаналитическая концепция мужчины». Его руководителем был небезызвестный Анри Клод.

Наиболее известным анализантом Левенштейна был некто иной, как сам Жак Лакан, начавший свой анализ в июне 1932 года. О том, как проходил этот анализ, нам доподлинно неизвестно до сих пор, но из обрывков информации мы можем судить о том, что на кушетке у Левенштейна Лакан бунтовал и спорил. Его не устраивала продолжительность встреч, он самовольно прерывал их, а также читал психоаналитическую литературу, против чего решительно выступал сам Левенштейн, будучи приверженцем ортодоксальной техники. «Неудивительно, — пишет Дьяков, — что Лакан сбежал от него при первой же возможности, пообещав как-нибудь вернуться. В доверительных разговорах с друзьями он говорил, что Левенштейн недостаточно умен, чтобы анализировать его»[59], кроме этого, Лакан упоминал о Левенштейне как о наиболее «разочаровывающем» наставнике[60].

Впору задаться вопросом — так ли был плох Левенштейн? При всей симпатии к Лакану и уважении к его авторитету мы должны отметить, что, очевидно, не обошлось без сугубо личного конфликта, вполне возможно, вызванного психоаналитической ситуацией. Нарушение сеттинга, споры с аналитиком принято рассматривать как явные признаки сопротивления. Впрочем, противоречия между Левенштейном и Лаканом не были сугубо противостоянием двух во многом разных людей: можно предположить, что противостояние имело и «теоретическую» сторону и было частным случаем войны двух больших психоаналитических партий, характер которых мы опишем далее.

К тому же Левенштейн анализировал, например, таких выдающихся деятелей французского психоанализа, как С. Нашт, Д. Лагаш, и они, насколько мы можем судить, не критиковали Левенштейна. В пользу качеств Левенштейна говорит и то, что, несмотря ни на что, Лакан сохранял доброжелательные отношения с Левенштейном. Так, 14 июля 1953 года после событий первого раскола он написал письмо, в котором рассказывал «Лео» о событиях. Письмо написано в целом в приветливом дружеском тоне, а завершается такими словами: «Знайте, Лео, что, если вы приедете во Францию до или после Конгресса, мы с женой будем рады вам, и я буду счастлив, если вы посетите со своей супругой наш загородный дом, куда я вас давно приглашал. Я бы смог рассказать вам гораздо больше о том, чего мы все ожидаем от предстоящей работы. […] Будьте уверены, однако, что наша преданность вам остается неизменной»[61].

«Теоретическая война» между психоаналитиками была, к сожалению, не единственной. Первого сентября 1939 года началась Вторая мировая. Германия напала на Польшу, и в Европе разгорелась масштабная война. Во Франции готовились к войне, мобилизации подлежали и врачи. Левенштейн начал службу в качестве военного врача, но после перемирия вынужден был бежать на юг Франции, в Марсель. Оттуда он переехал в Швейцарию, где вновь после учебы в Берлине встретился с Хайнцем Гартманом. Понимая, что власть нацистов распространяется очень быстро и, по всей видимости, надолго, он в 1942 году уехал в США. «Французский» этап жизни Левенштейна окончился, начался наиболее плодотворный — «американский».

Можно представить, насколько непросто было Левенштейну: в который раз он менял страну и был вынужден начать все сначала. С другой стороны, эти обстоятельства Левенштейн сумел превратить в сильную сторону, и на месте национальной идентичности появилась наднациональная идентичность — идентичность психоаналитика. «Мой адрес — не дом и не улица». Скоро Левенштейн навсегда прописался в Международной психоаналитической ассоциации.

В 1946 году Рудольф Левенштейн женился на Элизабет Р. Гелерд (Elisabeth R. Geleerd, 1909–1969), которая также была врачом и психоаналитиком, родом из Нидерландов. В 1936–1940 годах она обучалась психоанализу в Вене и Лондоне, а затем уехала в США, где и познакомилась с таким же мигрантом Рудольфом Левенштейном.

В теоретическом плане Левенштейн был сторонником эго-психологии. Он был одним из одаренной троицы[62], куда, кроме него, входили Хайнц Хартманн и Эрнст Крис. В сороковых годах они осели в Нью-Йорке и, пользуясь относительно небольшим авторитетом и опытом своих американских коллег, возглавили местные психоаналитические объединения, которые уже существовали в Нью-Йорке и Чикаго. Вместе с властью распространялась и доктрина: психоанализ казался идеальной основой для масштабной и всеобъемлющей психологической системы. Кроме того, интересным кажется факт, что больше всего об «адаптации» говорили, как раз те, кто пережил эту проблему, — эмигранты из Европы.

Примером совместной работы трех психоаналитиков — Левенштейна, Криса и Хартманна — может выступать статья «Заметки о теории агрессии», вышедшая в 1947 году. В ней авторы сделали попытку обобщить и проанализировать фрейдовское понимание этой проблемы, а также дополнить ее собственными представлениями. Они говорили о том, что как только проблема агрессии достигла своего наибольшего развития в творчестве Фрейда, то затем он почему-то перестал уделять этой проблеме достаточно внимания. «Фрейд сделал свое собственное “сопротивление” ответственным за эту паузу»[63], — утверждают они.

Вспомним о конфликте, непроизвольно возникшем еще в межвоенный период в психоаналитической среде, участниками которого были Лакан и Левенштейн. Дело в том, что ряд аналитиков начали опираться на более поздние работы Фрейда, в которых роль «Я» стала куда более значительна. Как уже, должно быть, понял читатель, речь идет о формировании так называемой школы эго-психологии, возглавляемой Анной Фрейд. Во главу психической жизни было поставлено человеческое «Я», а психика служила в основном целям адаптации к внешнему миру.

Эго-психологам противостояли аналитики, чей негласный лидер Лакан не уставал всячески критиковать новомодную американскую теорию: «В первую очередь тут нужно отметить недавние наработки по теории эго тройки американских исследователей — Хартманна, Левенштейна и Криса. Эти работы порой весьма озадачивают своего рода умножением понятий. В них беспрестанно говорится о “десексуализированном” либидо — едва ли не “делибидинизованном” — или о “дезагрессивированной” агрессивности»[64]. Человек, как считали противники эго-психологии, не сам приспосабливается к действительности, а формирует вокруг себя собственную реальность. И это самое «Я», которое появляется вместе с реальностью, скорее «двойник», с которым человек сам себя может ассоциировать.

Концептуально система эго-психологии была наиболее полно представлена на Конгрессе франкоязычных психоаналитиков, состоявшемся в Париж в 1965 году.

Левенштейн исследует и ряд других проблем, которые сегодня принято называть «остро социальными», а именно проблему антисемитизма. В 1952 году он издает книгу «Психоанализ антисемитизма» (Psychanalyse de l'Antisemitisme). В английском переводе книга изменила свое название на Christians and jews. A Psychoanalytic Study (на русский не переведена).

Левенштейн начал работу над ней еще в 1941 году во Франции после встречи с Мари Бонапарт, во время которой они затронули вопросы гонения евреев. Со временем