ему оставалось только с завистью смотреть, с какой лёгкостью юнцы идут на смерть.

Продолжая расталкивать людей, Вик двинулся к станции монорельса. Некогда было мешкать. Его ждала работа.

Старый Город поглотил его. Развлекательные сектора распахнули объятия: огромные жилые блоки, нагромождённые друг на друга, будто шальной ребёнок побросал кубики и смылся на обед. Подвесные мосты между зданиями тут и там застали ещё правление Коннорсов. Яркие неоновые вывески и ослепляющие рекламные экраны зазывали клиентов. Кафе, забегаловки и магазинчики, мини-филиалы Медцентра, антикварные лавки и точки продажи натуральных продуктов впивались в бока зданий, венчали их, стояли у самых подножий. Всё это вращалось, кричало, вопило и сопело, будто пытаясь задушить любые потуги на осмысленную жизнь в этой чёртовой переполненной дыре, в которую Бог загнал их на пятьсот с лишним лет. Тротуар гудел под ногами: ниже в несколько уровней уложились автомагистрали, по которым неслись надсадно кашляющие машины, глушащие и без того одуревшие от перегрузки системы вентиляции.

Вик прорывался вперёд, пытаясь поскорее спрятаться от неминуемого фарса. И не успел. Когда он уже был у ворот станции, рекламные экраны на мгновение потухли. Из темноты проступило покрытое морщинами, но ухоженное лицо короля. Перед выступлением гримёры привели его в порядок.

— Дорогие мои сограждане, — начал Карл Лоуренс. — Сегодня самый знаменательный день в нашей долгой истории…

Вик проскочил ворота, приложив запястье с вшитым чипом к считывателю.

— Наконец-то, после стольких веков ожидания, мы можем вернуть то, что по праву принадлежит нам…

Даже в вестибюле станции на Вика со всех сторон смотрело лицо короля.

— А именно — весь мир!

Пассажиры, жадно припавшие к экранам, взорвались аплодисментами. Молодые и старые, женщины и мужчины, все они впервые за долгое время почувствовали себя частью чего-то действительно значимого, чего-то огромного. Чего-то, за что и умереть не страшно.

— Наши экспедиционные войска прямо в эту минуту погружаются в боевые машины. Их ждёт долгий путь. Им придётся проехать через весь Центр, через окраины, а оттуда по пустым пространствам добраться до самых стен Старого Города. У южных Врат их уже ждёт флот из кораблей, способный переправить экспедицию через море снаружи.

На экранах возникла карта: центр занимал металлический купол Первого Города, со всех сторон окружённый водой. Только на самом краю, южнее, виднелся материк. Вот и все разведанные территории.

— Я желаю нашим славным солдатам удачи, ибо в храбрости их нисколько не сомневаюсь. Ступайте. Возьмите всё, что принадлежит нам. И обязательно возвращайтесь!

Спускаясь по эскалатору, Вик утонул в криках и визге. Люди теряли сознание на ступеньках, кто-то дрался, кто-то просто выл от восторга, будто завтра не наступит никогда. В мгновение всё стало возможным, и это чувство освобождало. Вик ничего подобного не ощущал. Работа убила большинство его эмоций.

Мир сошёл с ума, а он остался ясно мыслящим. Хуже чувства и не придумаешь.

* * *

— Успокойся! Не кричи.

— Как я могу не кричать?! Я умираю, мать твою!

— Сядь! Сядь я тебе сказал! Дай руку! Дай её сюда!

Уотерс вонзил иглу инъектора в руку Вика. Обезболивающее побежало по венам, даровав освобождающее чувство лёгкости. В голову, пульсирующую огнём, будто бы залили охлаждающий гель. Вик захохотал от облегчения. Билл лишь нахмурился:

— Сядь и не двигайся. У тебя в животе дыра размером с моё запястье. Я вообще удивлён, что ты на ногах стоишь.

— Я её успел залатать скобами, да только кожа потом порвалась…

Вик присел на больничную кушетку, придерживая бок. Это было не первое ранение в его жизни. В него стреляли, били ножами и саблями, однажды даже разорвавшаяся рядом граната нашпиговала его осколками, которые потом вынимали в течение четырнадцатичасовой операции. Но так больно ещё не было никогда. Казалось, в него врезался грузовик, а затем в живот воткнули раскалённый штырь и начали изо всех сил проворачивать. Если бы не стимуляторы, он бы скончался на месте от одной только боли.

— У вас тут как в духовке, — ворчал Вик. Пот скатывался по лбу и попадал в глаза, и без того страдавшие от ослепляющей белизны стен Медцентра.

— У тебя жар, — сказал Билл, корпя над раной. — Потерпи немного. Лучше скажи, что случилось.

— Они меня ждали, — процедил Вик, прикусывая губу. — Охрана всего, мать его, дома. Кто-то их предупредил, но… — Тело пронзила волна боли и Вик заорал. Билл вытащил пальцы из раны и, не обращая внимания на матерящегося Вика, проговорил:

— Впервые такое вижу. Пуля прижгла входное отверстие и внутренности. Никакого кровотечения. Подожди.

Уотерс выудил из кармана халата сканер и провёл им над раной. Его благородное, выточенное лицо с аккуратными, ухоженными усиками, потемнело.

— Это не обычная пуля. Это имплантат.

Вику хотелось захохотать от иронии произошедшего. «Вот значит как. Они сделали то, что я хотел сделать с ними». И ведь всё так хорошо начиналось. Даже нарвавшись на ожесточённое сопротивление, он сумел справиться с противником. Стоило только подумать, что всё закончилось, что миссия выполнена — они достали его. Синтия всегда говорила, что он не сможет этим долго заниматься. «Норман скоро забудет, как ты выглядишь. Возвращайся домой. Пожалуйста».

Рано или поздно, наступает время уходить на покой. И, похоже, его время пришло.

Билл вытер лоб, испачкав его в крови.

— Слушай, я не знаю, что смогу сделать. Честно. Пока я могу только зашить тебя, потому что здесь нужна консультация инженеров. К тому же, придётся что-то делать с повреждёнными органами. Ничего. У нас есть новая программа регенерации тканей, правда, сумма такая, что только король её может себе позволить. Если всё пройдёт гладко, уже через месяц будешь лучше прежнего.

Вик уставился на Билла. Даже сейчас он не мог понять, как этот напыщенный франт, вечно причёсывающий усы, стал его лучшим другом. Ведь их ничто, по сути, не объединяло. Вик за внешностью не следил настолько, что его иногда принимали за сбежавшего из Приюта бездомного. Уотерс же только и делал, что суетился насчёт одежды и причёски. Вик отнимал жизни, Билл же их сохранял. Вик довольно давно убедился, что человечество ничто не спасёт — даже Бог. Уотерс же настаивал, что только люди могут спасти самих себя. И вот тогда Бог себя явит.

Как бы там ни было, Билл столько раз вытаскивал его из дерьма, что Вик уже сбился со счёта. После каждого ранения он неизменно оказывался в этом кабинете на осмотре у Уотерса. Здесь они спорили о политике, о войне и, последнее время довольно часто, об Освободителе. Стоило Вику заговорить об экспедиции за стены, Билл поправлял алый бант на шее