— А я и не пожрал как следует, — пожаловался Кирюха.

— Так закажи, — усмехнулся Чесноков. — Вон телефон.

— Да тут и без телефона можно, - зевнул Кирюха. — Девушка, будьте добры, примите заказ— вина и фруктов! — обратился к голым стенам Барковский. — Что-что? Не поняли? Я говорю: водки и огурец.

Андрей хмыкнул. Но улыбка так и застыла на его лице, потому что в этот самый момент в номер постучали.

— Во, блин, доигрался! — вскочил с кровати Андрей. — Тут же действительно все прослушивают. Кирюха и сам был не рад.

Они уставились на дверь, словно вообще впервые видели такое приспособление. Стук повторился.

— Мы пошутили! — крикнул Кирюха. — Нам ничего не надо.

Но дверь открылась.

— Совсем-совсем ничего?

Если бы на пороге стояла официантка с фруктами и вином, да даже с водкой и огурцами, ребята удивились бы меньше. Это был Венька — собственной персоной.

— Это... а... ты же... — очень содержательно сказал Кирюха.

— Я тут стишки припомнил, — закрыл Венька дверь за собой. — Увидим, услышим, диагноз поставим...

— И кому надо клизмочку вставим! — хором откликнулись Кирюха и Андрей.

И они снова обнялись. Теперь уже без показной радости: так обнимаются братья, которые друг за друга жизнь положат — не задумаются. И именно к этому — положить жизнь — готовы.

Разговор с рефреном «а помнишь?» с упоминанием экзотических географических названий затянулся часа на два. Но в конце концов Венька погрустнел:

— Мне бы с Людкой попрощаться.

— Намек понял, — оживился Кирюха. — Ты только скажи, и мы с Андреем погуляем, подышим свежим воздухом. Гляди, сколько здесь кроватей! Выбирай любую!

— Вы пошляк, Барковский, — насупился Венька. — Пошляк и извращенец. Я набью вам лицо.

— Прости дурака, — виновато развел руками Кирюха.

...Она опоздала на час, что было в ее стиле. Она всегда и всюду опаздывала. Венька уже настолько к этому привык, что не злился, а даже считал это своеобразным шармом. -

Два дня назад они поссорились. Впрочем, ссорой это было нельзя назвать. Скорей, размолвкой.

Венька не был опытен в любви. Верней, в замысловатых любовных играх, которыми Люда владела в совершенстве. Он не понимал их правил. Будучи в душе чистым и наивным, он глупо попадался в простейшие женские ловушки, путался, терялся, робел и проигрывал раунд за раундом, при этом еще и чувствуя за собой неискупаемую вину. Люда была для него принцессой из сказки, он беззаветно обожал ее, первую и единственную.

Быть может, она бы вела себя иначе, если бы хоть что-нибудь знала о нем. Но она не знала, Венька никогда и ничего ей не рассказывал. Для нее он был сытым еврейским мальчиком, сыном благополучных и богатеньких родителей. Да, мальчик был с мускулами, но у кого их нет?

— Что случилось? Почему ты здесь? — взволнованно спрашивала Люда.

Он тысячу раз проговаривал в уме ответную речь, но сейчас опять растерялся, позабыл все слова, кроме: — Я все объясню... Прости меня, пожалуйста.

— Я тебя давно простила, глупый, — она прижалась к нему. — Господи, какой холодный.

Еще удивляется. Попробовала бы сама на холодном ветру целый час проторчать.

— Я люблю тебя, — жалобно произнес Венька и попытался ее поцеловать.

— Подожди, — Люда обожгла его губы прикосновением кожаной перчатки. — Давай зайдем куда-нибудь. Ты согреешься и все мне расскажешь.

Сейчас она была доброй заботливой мамочкой, а он сразу же почувствовал себя беззащитным ребенком.

— Да-да, пойдем... Я тебя с друзьями познакомлю...

И Венька повел ее в гостиницу «Ярославская». Повел с таким гордым видом, будто в королевский дворец.

Люду, конечно, шокировали царившие в затхлом холле грязища и неустроенность, но на ее кукольном личике это никак не отразилось. Ей даже стало любопытно. Жуткая гостиница, какие-то друзья... Наконец-то в Венькиных поступках появилась загадка.

— Нам на второй этаж, — он нежно сжимал ее запястье. — Осторожно, не наступи.

На площадке между лестничными- пролетами курили четверо дальнобойщиков. Венька видел этих молодых крепких парней несколько минут назад на улице. Они совместными усилиями устраняли какую-то неисправность в двигателе фуры.

— Ба, какие люди! — один из них, слащаво улыбаясь, в упор уставился на Людмилу. — Ба, какие груди!

Девушка невольно попятилась.

— Пойдем, пойдем... — Венька обхватил ее за плечи и буквально протолкнул мимо парней.

Не хотелось ему связываться, очень уж неподходящий момент для драки. Его душа требовала другого — романтики и лирики. Он даже не думал о том, что мог оказаться в глазах любимой трусом.

Когда оставалось шагнуть на последнюю ступеньку, тот же голос сказал:

— Жидяра, а какую телку себе отхватил! Ух, я бы ей вдул по самые лопухи!

Венька замер. Нет, глупо. Это всего лишь дешевая провокация. Парням скучно, вот они и привязываются. Надо быть последним дураком, чтоб поддаться.

— Спорим, она бы сама не отказалась отведать моего тесака! — не унимался голос. — Таких только пальцем поманишь, и они уже вафлят!

— Точно-точно, — вторил ему другой. — Я б... за километр чую.

Это была последняя капля.

— Не надо, Венечка... — задрожала Люда. — Их четверо...

— Я просто с ними побеседую, — склонившись к ее уху, тихо прошептал Сотников. —Беги в самый конец коридора, в двести первый номер. Там мои ребята. Беги же, не бойся!

— Кажется, мужчинка хочет с нами разобраться! — захихикал третий голос. — Ой, я со страха в штаны наложил!

- Венька медленно спускался по лестнице. Ближе всего к нему стоял детина с дурацкой рыжей бородой. Детина смолил папиросу и глядел на Сотникова с наглой ухмылочкой.

Венька подошел к нему близко-близко. Еще сантиметр, и они столкнулись бы кончиками носов.

— Ты извиниться не хочешь? — интеллигентно начал Веня.

— А ты не хочешь мне отсосать? — по-хамски ответил дальнобойщик.

— Но ведь ты не прав, — сокрушенно покачал головой Веня. — Положено извиниться.

— Что положено, то е...ут! — осклабился рыжебородый.

Веня развел руками: он честно пытался, по-мирному.

Не получилось, жаль.

Сотников запрокинул голову и резко ткнул лбом детине в лицо. Зрачки рыжебородого сошлись к переносице, он приоткрыл рот и начал вяло заваливаться на спину. Венька послал ему вдогонку пару крепких ударов и отпрянул, словно художник, который решил полюбоваться только что сделанным мазком.

Рыжебородый, раскинув руки, плашмя грохнулся на пол. Казалось, его дружки даже не поняли, что произошло. Они как стояли с папиросами в зубах вдоль стенки, так и продолжали стоять.