Парень опирался на тяжелую дубину, которую выломал себе из ствола молодого ореха, сам очистил от коры и обстрогал ножом неровности. Это оружие ему было привычнее, чем меч, копье или арбалет. В Барне каждый мужчина просто обязан уметь сражаться на посохах – состязания проводятся и на День Весны, и на праздник Последнего Снопа, и на Солнцестояние, припадающее на летний месяц Быка. Победители пользуются всеобщим почетом и уважением. И небезосновательно. Ведь хороший мастер посоха на равных сражается с тяжеловооруженным латником. Хотя Емсиль покинул родину еще юношей – в семнадцать лет барнцам не разрешают даже пива пригубить, а за танцульками они могут наблюдать лишь из-за пределов вытоптанного круга, – худо-бедно управляться с посохом он умел. Что не преминул доказать Дыкалу, довольно жестоко обсмеявшему «деревенское», по его словам, оружие. Емсиль трижды подряд обезоружил опытного, сточившего половину зубов на воинской службе сержанта. А после того, как барнец, не дожидаясь подмоги, разогнал дюжину оголодалых дезертиров, вздумавших на водопое отнять у него коней, подобные разговорчики и вовсе прекратились.

Парень шел по солнечной стороне дороги, стараясь не заглядывать мысленно в отдаленное будущее. Нужно уметь наслаждаться тем, что имеешь в руках. Ведь в самом-то деле, глупо отказываться от простой похлебки, мечтая о копченом окороке, когда до ближайшего торжища не одна сотня миль по чащобам и буеракам, а варево – вот оно, в котелке. Солнышко светит? Отлично! Дождь прекратился, и за пять дней дорога успела «протряхнуть», как говорит Батя? Замечательно! Вогля и Пигля перекололи поленницу дров у зажиточного хуторянина, получив за это здоровенную ковригу с ломтем сала? Вообще чудесно! Живи и радуйся жизни.

Кстати, Вогля и Пигля – братья-близнецы, дезертировавшие из третьего полка пятой пехотной армии Сасандры, – сейчас, беззаботно болтая, далеко опередили телегу. Дыкал несколько раз прикрикивал на них, требуя соблюдать тишину и осторожность. Все-таки дороги Тельбии не становятся безопаснее по мере приближения к Арамелле, а путников слишком мало, чтобы противостоять большому отряду дезертиров или шайке местных повстанцев. Парни вроде бы и послушались, стали говорить потише, а все равно сержанты, ведущие неторопливую, обстоятельную беседу на передке телеги, недовольно морщились. Да, собственно, и Емсиль, как уроженец лесистого Барна, не мог не признать: следует быть более осмотрительными. Это только горожанин или вельзийский крестьянин, привычный к редким рощицам среди бескрайних полей, может вести себя так беспечно в лесу. Им кажется: ну что тут такого? Деревья заглушат любой звук. Обманчивое заблуждение. Лес любит тишину. И посторонние звуки слышны здесь гораздо дальше, нежели в степи или, скажем, в большом городе. А опытный наблюдатель узнает о приближении постороннего еще и по смолкшему щебетанию птиц, по взлетевшим галкам или ореховкам, по тревожному крику сороки.

Потому Емсиль и вознамерился догнать балаболок и хорошенько отчитать их. А если возникнет необходимость, то и слегка по шее приложиться. Уже несколько раз приходилось. Близнецы порой вели себя как мальчишки. Начав балагурить и подначивать друг друга, остановиться сами не могли. Тогда кто-либо из сержантов, а то и Емсиль успокаивали их. Иногда слов оказывалось достаточно, а когда приходилось и к силе прибегнуть. Давать отпор они не пытались. Ну, ребятня! Что с них возьмешь? Пожилых солдат уважали по привычке, укоренившейся за несколько месяцев армейской службы: нашивки сержанта – святое, попробуй только не подчиниться. А Емсиля Триединый силушкой не обидел, если бы хотел, мог бы подковы в ладони ломать. Поэтому он на правах старшего товарища тоже принялся приструнять озорников. И, по мнению Дыкала, довольно успешно. Вообще ветеран несколько раз заявлял, что из барнца, если тот вздумает продолжить солдатскую службу, может получиться очень хороший, прямо-таки замечательный сержант.

Но Емсиль становиться военным не хотел. И раньше не хотел, и теперь.

Он мечтал стать лекарем. Даже если для этого придется сменить имя или поступать в другой университет, ведь, скорее всего, в Аксамалу путь ему теперь заказан. Ничего, в Браиле, говорят, тоже дают неплохое образование медикам. Сравнимое, во всяком случае, со столичным.

Капитан т’Жозмо дель Куэта, ранее командовавший ротой, где служили Емсиль и Дыкал, недавно подтвердил – лекарский талант барнца от Триединого. Офицер до сих пор лежал на куче сена, укрытый по самое горло потрепанным солдатским плащом. Его, тяжело раненного – два болта в живот и стрела повыше печени, – вытащили на руках после штурма Медрена и везли на родину, в Вельзу.

Емсиль как мог лечил командира: промывал раны, менял повязки, поил настойками из трав, способствующих заживлению и укрепляющих силы. А совсем недавно, десяти дней не прошло, решился вскрыть одну из ран. Ту, которая от стрелы. Она никак не хотела затягиваться, гноилась, дурно пахла. Кожа вокруг набрякала багровым, блестела, наливалась, словно опухоль. И никакие примочки не помогали.

Бывший студент долго собирался с духом. Вспоминал книги с картинками, виденные в университете мельком, без пояснений педагогов, – на медицинский факультет он так и не успел поступить, ознаменовав окончание подготовительного[12]дракой в борделе, которая закончилась сперва тюрьмой, а потом армией. Потом тщательно готовился: наточил нож до бритвенной остроты, нащипал из тряпок корпии, вскипятил в котелке пригоршню смолистых еловых шишек, чтобы вымыть гной. Потом помолился Триединому и приступил. Вскрыл рану, обнаружил осколок ребра. Вернее, несколько осколков и вдобавок начавшее уже чернеть мясо. Емсиль тщательно срезал подгнившую плоть, удалил осколки, долго промывал разверстую, как пасть неведомого чудовища, рану.

Лишь после этого у капитана дель Куэты уменьшился, а вскоре и совершенно спал жар. Он начал помногу спать, хотя оставался еще слабым. Ради того, чтобы подарить капитану немного покоя, повозка шла медленно. Батя старался выбирать дорогу поровнее, чтобы не растрясти выздоравливающего. Убедившись, что его подопечный спит, Емсиль прибавил шаг и вскоре нагнал Пиглю и Воглю.

Более худой лицом и вертлявый Вогля уже примеривался дать пинка под зад своему братцу, который прикрывался руками и то ли похрюкивал, то ли повизгивал от смеха.

Лучше этой кривляющейся парочки заявить о продвигающейся по проселку телеге мог только отряд барабанщиков или полдюжины опытных, умелых трубачей.

Емсиль на ходу негромко окликнул парней, перебрасывая посох в левую руку, а правую сжимая в кулак. Угроза возымела действие. Вогля выкатил глаза и зажал ладонями рот, а Пигля скорчил страшную рожу и прикрыл руками теперь уже не задницу, а затылок.

Ну, по крайней мере, оба замолчали.

Сзади одобрительно кашлянул Дыкал.

Теперь над дорогой и сжавшим ее с двух сторон грабняком воцарилась тишина. Наверняка недолгая – насколько хватит терпения у молодых оболтусов? О чем думал вербовщик, нанявший их на армейскую службу? Сколько розог обломали о них сержанты третьего полка? И ведь ничему так и не научили!