всяких увольнительных документов – немедленно доставлять в волостной комиссариат. За неисполнение… комитеты бедноты подвергаются ответственности по законам военного времени»[181]. Ноябрьское предписание Запольского волостного военкомата (Лужский уезд) местному комбеду по поводу отправки дезертиров содержало следующие практические подробности: «Вторично предписываю вам принять самые строжайшие меры по отправке проживающих в вашем обществе дезертиров, кои до сих пор не отправились в свои части… При ослушании граждан отправиться в часть, прошу в тот же день переписать их фамилии и список представить в военный комиссариат, который вышлет партизан для ареста таковых и отправки в комендатуру в г. Лугу с рапортом как дезертиров»[182].

Принципиально новым шагом стало образование Центральной комиссии по борьбе с дезертирством (далее – ЦКД). В соответствии с постановлением Совета рабоче-крестьянской обороны (далее – СРКО) «О дезертирстве» от 25 декабря 1918 г. (см. Приложение 1) в нее вошли представители Всероссийского главного штаба (далее – ВГШ), Всероссийского бюро военных комиссаров, Народного комиссариата по военным делам[183]. Временный характер данной комиссии особо подчеркивался, что сказалось и на ее официальном первоначальном названии – Центральная временная комиссия по борьбе с дезертирством. Казалось, стоит взяться за данную проблему «всем миром», и такой неотъемлемый спутник царской армии, как дезертирство, будет изжит. Только с созданием ЦКД мы можем говорить о начале оформления организованной и планомерной борьбы с дезертирством. Тем не менее четкая, прозрачная для самих «борцов» понятная система работы так и не была налажена в течение всей Гражданской войны.

Несмотря на определенную концентрацию дела в руках ЦКД, названное постановление предписывало привлекать к розыску дезертиров «все Советские учреждения»[184]. Для борьбы с массовым дезертирством нельзя было обойтись исключительно военными или узкоспециализированными ведомствами. Еще в сентябре 1915 г., когда уровень данного явления был несравнимо ниже, военное ведомство, сообщая в Министерство внутренних дел о побегах («разбегается почти весь эшелон»), просило о содействии, так как «военное министерство… без помощи гражданской власти бессильно что-нибудь сделать»[185].

Дезертиры в постановлении были охарактеризованы как «некоторые порочные, а подчас и несознательные элементы»[186]. Отметим особенность, которая будет встречаться в подобных декретах и в дальнейшем: дезертирство, несмотря на всю масштабность, представлялось преступлением отдельных субъектов, исключительным случаем. Получалось, что, поднимая важность решения данного вопроса на значительную высоту, подобные определения для конкретного работника на местах психологически, пожалуй, принижали значимость его труда, а следовательно, и ответственность, активность, которую необходимо было проявить на этом поприще.

Признавая всю трудность положения Советской России, постановление «О дезертирстве» квалифицировало его как тяжкое и позорное преступление, на пресечение которого необходимо обратить «всю энергию государственной власти…». Народным комиссариатам юстиции и по военным делам поручалась разработка для ревтрибуналов «инструкций по определению степени виновности дезертиров». Они же, совместно с Наркоматом внутренних дел, должны были устанавливать степень виновности должностных лиц «в случаях недостаточно энергичной борьбы с дезертирством». Для наказания дезертиров определялся чрезвычайно широкий спектр мер: от денежных штрафов до расстрела. Укрыватели карались принудительными работами сроком до пять лет. Ответственность за ведение борьбы с дезертирами на местах возлагалась на комитеты деревенской бедноты, исполкомы советов, военные комиссариаты[187].

Первоначально планировалось ограничиться созданием только центральной комиссии, но скоро стало ясно, что нельзя обойтись без разветвленного аппарата, который охватил бы «…своим щупальцем все отрасли жизни тыла и армии, держащим в своих руках и направляющим предназначенные для борьбы с дезертирством силы»[188]. Тем не менее уже самим постановлением от 25 декабря 1918 г. предписывалось учреждать местные «вспомогательные органы»[189]. Что это за органы, в документе не уточнялось. Итак, ЦКД мыслилась как весьма компактный «штаб-лаборатория» для планирования, координации антидезертирской борьбы, разработки проектов декретов и инструкций. Лишь под давлением необходимости эта комиссия была фактически «размножена» на места, вплоть до волостного уровня, явив на выходе сложную систему с огромным количеством разнообразнейших функций, которые часто вторгались в зоны ответственности других ведомств. Несмотря на это, по авторитетному мнению И. И. Вацетиса и Н. Е. Какурина, «проведение кампании по борьбе с дезертирством и уклонением от мобилизации удалось осуществить благодаря организации целой сети широко разветвленных органов для борьбы с этим злом в общереспубликанском масштабе»[190].

Уже в начале 1919 г. информация о появлении в Советской России «чрезвычайной комиссии по борьбе с дезертирством» и о ее работе стали появляться на страницах «белых» газет[191]. В одной из информационных сводок противников большевиков так описывалась система комдезертир: «По всей России образована сеть органов, имеющих специальное назначение – ловлю дезертиров под разными названиями, начиная от главного управления по борьбе с дезертирством в Москве, всеукраинской центральной комиссией и кончая губернскими и уездными „комдезами“»[192].

Постановление «О дезертирстве» родилось не одномоментно, но прошло череду обсуждений в декабре 1918 г. на весьма представительном уровне. Одним из ключевых стало заседание 19 декабря 1918 г. На нем среди прочих присутствовали председатель РВСР Л. Д. Троцкий и будущий первый глава ЦКД И. Л. Дзевялтовский (Дзевалтовский). Последнему было поручено в течение 24 часов создать комиссию для выработки декрета о борьбе с дезертирством[193]. На данном заседании создаваемая комиссия понималась как «временный орган… с самыми широкими полномочиями». В губерниях и уездах было решено не плодить новых штатных единиц, а пользоваться имеющимися работниками военного и, по мере надобности, других ведомств (внутренних дел, юстиции и др.)[194]. Меры наказания первоначально варьировались от вычета тройного жалования до расстрела, одной из предполагаемых форм ответственности было направление дезертиров на службу в «особо опороченные части»[195].

Первое заседание ЦКД состоялось еще 24 декабря 1918 г. (то есть до выхода постановления «О дезертирстве») и носило подготовительный характер. Заседания 25 и 27 декабря проходили при участии представителей множества ведомств: народных комиссариатов юстиции, труда, продовольствия, путей сообщения, военного отдела издательства ВЦИК, агитационного отдела Всероссийского бюро военных комиссаров. Последнему было поручено принять немедленные меры к развертыванию активной пропагандистской работы. Через Наркомат просвещения было решено привлечь художников для создания серии плакатов, изобличающих дезертиров, на издательство ВЦИК возложили создание брошюры о вреде дезертирства. Силами местных комитетов РКП(б) на ближайшее время было назначено проведение серии митингов о дезертирстве. Началась разработка проектов приказов РВСР об отпусках красноармейцев, о проверке документов на железных дорогах, об утере документов, усилении надзора за регистрацией всех прибывающих военнослужащих, о привлечении к ответственности за проживание дезертиров сельсоветов и домовых комитетов, «о мерах пресечения попыток отдельных красноармейцев к побегу во время пути» и так далее – то есть самого широкого круга нормативных актов, прямо или косвенно затрагивающих дезертирский вопрос[196].

ЦКД было выделено 2 млн руб. на чрезвычайные