— Ден! Тень тебя побери, мы что, местами поменялись? — я с удовольствием завалился в постель и вытянул ноги.

— Не всё ж тебе командовать. Lupus non mordet lupum (волк не укусит волка (лат.)), — махнул он куда-то в сторону и бросив на меня смешливый взгляд, тихо вышел из комнаты, осторожно прикрыв дверь.

Я слышал, как он открыл окна в гостиной, как вымыл и убрал грязную посуду, мог представить неспешные движения, когда Ден надевал куртку и ботинки. Последовательность его действий врезалась в мою память навечно, каждый мелкий жест, каждая ужимка — всё мне было хорошо знакомо, будто бы я — тоже Денеб, а Денеб — это я. Да… В сущности так и было, почти. Процентов на тридцать.

Входная дверь тихо скрипнула и замолчала. Ден прав, мне нужен сон.

Надежда

Я открыл глаза. Будильник не звонил, но в комнате было довольно светло: кто-то чуть раздвинул шторы. Немного потянувшись и размяв шею я сел, пытаясь отыскать взглядом телефон. Он нашёлся на полу рядом с кроватью. Девять утра. Но дата! Я проспал сутки.

Из кухни доносился запах свежесваренного кофе и ещё чего-то вкусного. Денеб!

— Твои шутки меня бесят, — прокричал я ему, проходя в ванную.

— Зато ты отдохнул и можешь пару ночей не спать, — парировал Ден, колдуя у плиты. Вот так всегда происходит: он появляется неожиданно, но в самый подходящий момент, убирает, готовит, заботится.

— Погоди. А вчерашний приём? — вдруг вспомнил я и остановился на полпути.

— Всё нормально! — отозвался Денеб, махнув лопаткой, которой мешал что-то в сковороде. — Я за тебя провёл. Сказал, что ты болеешь.

— Из душа выйду, дам тебе по шее, — погрозил я и скрылся за дверью ванной.

Ещё не хватало, чтобы Ден брал на себя мою работу или превратился в няньку. Ну и что, что каждую весну я скатываюсь в уныние, лечу в пропасть тоски и печали? Сначала лечу, потом разбиваюсь о камни собственных воспоминаний и горестей, а после всё равно встаю и иду дальше. Вот если бы оказаться сейчас не в Москве, а в Будапеште хотя бы. Или ещё лучше — в Кейптауне. Да… Подальше от знакомых до боли улиц, подальше от всего. Но без Денеба меня туда не пустят, да и вообще не пустят, принципиально.

Страшное наказание Московским буфером. Интересно, кто проголосовал за это, когда мне выносили приговор об изгнании? Хотя это не так уж и важно. Где бы я не оказался заперт, мне везде бы не нравилось, потому что привык я к свободе.

В ванной тоже виднелась заботливая и чистоплотная рука Денеба: блестящее зеркало без единого развода, сверкающая сантехника, аккуратно сложенные полотенца и идеально вымытая плитка. Он постоянно это делает — наводит чистоту и порядок. Болезненное желание дистанцироваться от самого себя, от страшных и мерзких проявлений природы сущности. Да уж. Мы с ним идеальная пара — оба не в ладах с собой.

— Льё! — постучал Ден. — Ты там живой?

— Живой, чего надо? — крикнул я в ответ через дверь, старательно приводя себя в порядок.

— Завтрак стынет же!

— Ден, ты за няньку что ли?

— Если бы. За жену! — хохотнул он и отстал от меня.

Я поспешно умылся, оставшись довольным гладковыбритым лицом, накинул халат и вернулся в комнату. Ден сидел за барной стойкой, заменяющей стол, и потягивал кофе. Он кивнул на моё место и тарелку с чашкой.

— Приятного аппетита.

— Спасибо, дорогая жена, — скривил я лицо.

— Да ну тебя, — поморщился Денеб. — Уж и пошутить нельзя.

— Шуточки у тебя дурацкие. Я уже говорил!

— Нормальные! Неужели тебе сон на пользу не пошёл? Думаешь, я не в курсе, что ты вообще почти не спишь? Не забывай, Льё, что я чувствую почти всё, что и ты.

— Только на физическом уровне.

— Ну конечно! А те небольшие проценты уровня сознательного будто бы ничего не значат?! Да и какая разница, — он шумно поставил кружку на стол и отвернулся к окну, обиженно поджав губы. — Тебе физически плохо было. Рука болела. Не доводи себя.

— Я не довожу, — завтрак был вкусным, но этот неприятный разговор всё портил.

— Ну-ну. Мне не ври.

— Экзистенциалисты вообще не врут.

— Ой, да конечно!

— Слушай, Ден, чего ты завёлся?

— Хочу, чтобы ты прекратил сводить себя в могилу. Вот чего. Я ведь жить собираюсь долго и даже счастливо. А без тебя как?

— Никак, — протянул я, рассматривая своё отражение в тёмном кофе.

— Так что давай, прекращай свою весеннюю хандру. Займись уже Майей, развлекись как следует. А там март… Весна.

— В Будапешт хочу, — сорвалось у меня с губ. Ден тут же нахмурился и постучал пальцами по столу, выбивая знакомый ритм нашей любимой с детства песни.

— Зачем?

Я только плечами пожал. Если бы знал, то давно был бы там.

— Ден, как эта песенка называется? Забыл.

— Марш горного короля, — на автомате ответил Денеб. — Забываешь…

— Ага. Без работы голова совсем чумная.

— Да уж…

Больше и добавить было нечего. Экзистенциалист без работы рассыпается на части, почти в буквальном смысле. Чтобы поддерживать своё сознание в тонусе, чтобы быть собой, мне жизненно необходимо что-нибудь или кого-нибудь искажать. Мои способности, как мышцы, без тренировок сдуваются, исчезают. И заодно стирают меня с картины мира. В этом мне чудится странная ирония — любой человек, искаженный экзистенциалистом или сущностью, либо выжженный Фениксом, со временем так же исчезает: его начинают преследовать небольшие провалы в памяти, депрессивные настроения. И чем дальше, тем больше и хуже, вплоть до суицидальных мыслей. Сознание должно быть целостным, вырывать из него куски ради развлечения — мерзко. Но я не Феникс, и могу не только искажать ради уничтожения, но и ради излечения тоже.

В мысли снова закралась Майя. Она милая. Действительно милая и добрая. Может быть Ден и прав, может мне стоит попробовать с ней? По-настоящему. Не заманивать её в свои сети, как паук, только чтобы потом использовать расположение и доверие, а попробовать влюбиться? Слово-то какое, странное. Непривычное. Что вообще такое любовь, и как давно я забыл, откуда она берётся?

— Ден?

— Аюшки, — тут же откликнулся он, подавая мне сигареты и мундштук. Знает, всё он знает.

— Спасибо, — я неспешно закурил и, пуская клубы дыма, продолжил, — как думаешь, любовь вообще существует?

— Вот тебя понесло…

— Ну а всё же?

— Если б её не было, ты бы не родился.

— Глупости. Дети рождаются не только от любви.

— Я ж не про всех говорю, а конкретно о тебе.