С ответным словом выступил Олав Северянин, он подарил «невесте» бобровые меха и связку черных лисиц, а самому Фрейру надели на шею толстую серебряную гривну. С музыкантами приехал известный скальд, служивший при упсальском дворе конунга-жреца. Скальд так красиво запел стихи, что авторитет одноногого Горма едва не пошатнулся. Плаксивую драпу о неудачной любви бога Фрейра подтянули беззубые старушки. После выпитой бражки у них самих потекли слезы, и музыкантам срочно напомнили, что надо веселиться и радовать компанию.

Следующий рог поднял тот самый человек, имени которого Даг не запомнил. Но лучше бы этот красивый седой мужчина не заезжал в этот день на двор. Возможно, это спасло бы всех от долгой цепи жутких событий. А возможно, ничего бы не изменилось. Как сказал гораздо позже старый Горм, от судьбы не уйдешь, сколько ни задабривай богов! Так или иначе, седой приехал издалека и, добровольно охраняя «невесту» Фрейра, имел на то свои причины. Он поднялся с полным рогом и сказал красивые стихи за здоровье Олава и его семьи:

Пусть послушны будут

Жернова и плуги

Власти вашей вечной

Средь державы свеев

Конунгов опора

Род могучих бондов

Зверя и пределы

Держит повеленьем

Каменной десницы

Радуясь соседству

Средь зимы и лета

Воспоем мы драпу…

После этих слов братья Северяне поднялись и в ответных стихах пожелали всего самого лучшего, попутно пригласив гостя из Бирки заезжать со всей семьей. В силу возраста Даг был одним из немногих трезвых и потому снова заметил взгляд, каким незнакомый гость оглядел младшего кузнеца. А раскрасневшийся Сверкер подсел ближе к губастой Туве, подкладывал ей куски повкуснее, о чем-то смешном рассказывал. Девушка смеялась, но старалась вести себя скромно, все же сегодня она была такой важной персоной…

Нехорошо смотрел гость, ой нехорошо!

Будь Даг немножко постарше, он шепнул бы матери, что, судя по всему, есть у липко-сладкого гостя свои виды на молодку Туве, не для себя, так для сына небось старается, и Сверкера не худо бы предупредить… Но сказать всего этого малыш еще не умел, он мог только остро чувствовать любовь и ненависть, витавшие над жаркой трапезой.

И замечал Даг, как всегда, много лишнего, чего лучше было бы ему не замечать. Он слышал, как Олав вышел облегчиться, а за ним словно невзначай выскользнул этот противный седой бонд в пурпурном плаще. Говорили они нехорошо.

– Щедрый у тебя одаль, Северянин, – похвалил гость. – Жирная, богатая земля, во всем Упплянде не сыщешь такой…

– Боги заступаются за мой род. Но и о твоем доме я слышал немало хорошего. Мой шурин всегда разменивает германские динарии только у твоих людей. Он хвалит их честность.

– Ну да, ну да… – неопределенно покивал гость, и было непонятно – рад он похвале или раздосадован. – У вас большой приплод, а у нас цены на скотину падают. Не слишком-то хорошо. За марку серебра, как прежде, можно взять неплохую здоровую рабыню, но коров – целых три, а не две, как в прошлом году… А за крепкого раба, который вдобавок понимает речь? За него прежде давали до трех марок или столько же вадамалом по дюжине локтей, но рогатой скотины уже дают до пяти голов! А со свиньями как быть? Хоть вези их и продавай ютландцам.

– Разве это плохо? – озадачился захмелевший кузнец. Олав не слишком-то разбирался в тонкостях денежного и менового оборота.

– Ну да, плохо, когда серебро падает в цене, – покровительственно усмехнулся гость. – Были у меня фризы… добрые торговцы. Из тех, что холостят мальчиков для марсельских гаремов… – Гость смотрел на Северянина пристально, насмешливо, точно искал повода для ссоры. Но кузнец ждал учтиво, не перебивал дорогого гостя. – Так я о чем? Ну да, о серебре. Фризы говорят, что кейсар Отто повелел копать новые рудники в горах Гарца, серебро снова упадет в цене… Впрочем, откуда тебе знать? Скажи лучше, это твой брат, такой красивый и молодой, все ластится к «невесте» бога? – вдруг спросил гость.

– А что в том дурного? Туве давно ему нравится, – добродушно ответил Олав.

– Но Туве не только ему нравится, – делано рассмеялся гость. – Все же нехорошо приставать к невесте на чужой свадьбе. Или твой брат уже посватался?

– Он собирается строить дом. Построит – тогда и посватается. А тебе что за дело? Уж не тебе ли дочь Грима Большеухого по нраву? – все еще мягко спросил кузнец.

– Мне еще одна жена ни к чему, своих хватает, – доверительно отвечал гость. – А вот сын мой, возможно, и хотел бы посвататься…

– Но твой сын… – Олав вдруг замолчал, словно что-то вспомнил.

– Что «мой сын»? – напряженно переспросил седовласый бонд. – Что ты хотел сказать? Может быть, ты считаешь, что мой Рагнар – не пара для дочери кожевенника Грима?

– Ничего, совсем ничего я не хотел сказать о твоем сыне, – примирительно улыбнулся Северянин. – Я ведь не знаком с твоим сыном. Если ты считаешь, что он порядочный и надежный человек, значит – так оно и есть…

Седой красавец заправил волосы за ремень, презрительно сплюнул в сторону и не спеша вошел в дом. Отец Дага постоял, тяжело глядя ему вслед, но ничего не сказал. Стерпел. Все-таки большой праздник, свадьба самого Фрейра. И явно не стоит задирать именитых гостей…

А спустя короткое время случилось то, чему суждено было случиться. Гости высыпали во двор, им следовало пройти кругом возле «жениха», одарить его элем и свежезарезанным петухом. Даг выбежал одним из первых и сразу наткнулся на белых оленей с золотыми рогами. Оленей, да еще таких красивых, на ферме кузнеца не держали. Возле них с лакомствами собралась группка детей, одна работница принесла даже совсем крохотную девочку, чтобы та послушала бубенцы.

Олени мирно жевали свое угощение и ждали, когда отец плодородия пожелает продолжить свадебный путь к Большому Бельту. Но, почуяв малыша Дага, сильный самец ударил копытом, захрипел и подался назад. Повозка соскочила с упора и накренилась.

– Ай, что это? – заверещали девчонки.

Волнение вожака мигом передалось другим оленям; испуганно тараща глаза, они вместе рванули в сторону, путая постромки, опрокидывая зазевавшихся детей. Лишь чудом никто не пострадал. Взрослые были слишком заняты возлияниями подле своего любимого покровителя, никто даже не оглянулся. Скальд во весь голос выводил рулады, флейта надрывалась, гудел барабан, из дома доносились взрывы хохота. Кому-то уже стало плохо, кого-то корчило за коровником.

Даг застыл, растопырив руки, и изумленно хлопал глазами. Олени кинулись в сторону, точно нос к носу столкнулись с диким лесным зверем. Их не пугали собаки, даже запах полуволка Каласа их не волновал. Зато приближение темноволосого малыша они восприняли с паническим страхом. Тяжелая повозка накренилась, колеса забуксовали в грязи, сверху посыпались цветы, жалобно зазвенели бубенчики.

Даг невольно шагнул вперед, вытянул руку, пытаясь приласкать рогатого вожака. Мальчику внезапно показалось, что с оленем можно так же, как с волком, – достаточно погладить по морде, заурчать ласково в унисон, и сразу станет хорошо обоим…