пациента, 57-летнего Перси Мэнфорда. Перси полностью соответствовал стереотипному образу жителя Йоркшира.

На нем был толстый зеленый шерстяной пиджак. Когда мужчина его снял, я увидел поношенный коричневый джемпер, надетый поверх белой футболки. Зеленые клетчатые брюки были немного коротковаты, а ботинки, как бы в качестве компенсации, великоваты. Образ завершала плоская серая кепка, которую пациент снял и положил на соседний стул.

– Здравствуйте, мистер Мэнфорд, я доктор Хан. Чем я могу вам помочь?

– У меня странная проблема, док, – сказал он с сильным йоркширским акцентом. Его щеки все еще были красными от холода. – Надеюсь, вы сможете мне помочь.

– Постараюсь, – ответил я, наклоняясь к нему.

– Дело во сне. Я плохо сплю. Каждую ночь я просыпаюсь в одно и то же время, где-то в два часа, а затем лежу и не могу снова заснуть.

В бессоннице не было ничего странного, с этой проблемой ко мне обращались многие пациенты. Сон бесценен, и без него мы просто перестаем функционировать. Часто люди не могут спать из-за стресса или тревожности, и я предлагаю своим пациентам наладить гигиену сна, то есть провести комплекс мероприятий, которые помогут им лучше спать ночью.

– Как вы думаете, что мешает вам спать? – спросил я.

– О, я точно знаю что, – сказал мистер Мэнфорд. – Мне не дают спать сны.

– Сны? Какие?

– Мне снятся эротические сны с участием моей жены, после которых я не могу снова заснуть, – пояснил мистер Мэнфорд, откинувшись на спинку стула.

– Простите, мистер Мэнфорд, с участием жены? – переспросил я, думая, что что-то упустил.

– Она лежит рядом со мной и крепко спит, но мне снится, как мы занимаемся любовью.

– Ясно, – произнес я, не зная, что это за медицинская проблема. – А в реальной жизни вы любовью не занимаетесь?

– Нет, с тех пор как у нее произошла «жизненная перемена»[6]. Мы не занимались любовью больше двух лет.

Перси Мэнфорд обладал способностью говорить одновременно прямо и уклончиво.

– Вы говорили с женой об этом? – спросил я.

– Вы, наверное, шутите? В прошлом она однозначно дала мне понять, что она об этом думает.

– Что ж, мистер Мэнфорд, я не думаю, что могу помочь вам с вашими красочными снами, – признался я.

– О, я ничего не хочу делать со своими снами, они мне нравятся! Это самая приближенная к занятиям любовью вещь, что я могу получить. Я хочу, чтобы вы назначили ей что-нибудь для усиления либидо, – сказал он непринужденно.

– Понимаю. Если ваша супруга действительно думает, что ей нужно усилить половое влечение, то ей следует самой прийти ко мне.

– Может, вы дадите мне что-нибудь, что я смогу подмешать ей в напиток? – улыбаясь, попросил мистер Мэнфорд.

– Боюсь, что нет, но я буду рад обсудить данный вопрос с вашей женой, – сказал я, желая завершить эту странную консультацию. – У вас остались ко мне вопросы?

– Нет, – ответил мистер Мэнфорд. Он поднялся со стула и надел пиджак.

– Что ж, спасибо, что пришли, – попрощался я, открывая ему дверь.

Когда мистер Мэнфорд ушел, я решил, что он один из тех пациентов, за кем я могу пристально не следить.

Глава 4

Я работаю в городской клинике. Каждый врач, кто когда-либо работал в городе, знает, какие здесь преимущества и недостатки. Персонал нашей клиники разношерстный, и мы обслуживаем различные группы населения. Многие из пациентов – мигранты, только что приехавшие в город и имеющие множество нерешенных проблем со здоровьем. Мы гордимся тем, как обслуживаем пациентов, не владеющих английским. У нас есть переводчик со словацкого, который помогает нам общаться с пациентами из Восточной Европы. В нашей клинике работает множество врачей южноазиатского происхождения, они переводят для пациентов из Южной Азии, особенно пожилых.

Многие утверждают, что мигранты обязаны учить английский, но это не моя забота. Мое дело – выяснить, почему они обратились ко мне, и оказать им помощь.

Хотя английский – мой родной язык, я также свободно владею урду, хинди и панджаби, поэтому пользуюсь особой популярностью среди пациентов с индийского субконтинента. Мне довольно часто дают медицинскую карту на иностранном языке, которую я, по мнению пациента, должен перевести за отведенные 10 минут. Однажды я был на конференции врачей общей практики в Норт-Йоркшире[7] и сказал врачу из очаровательной йоркширской деревушки, что иногда я за весь рабочий день не произношу ни одного английского слова.

– Серьезно? – удивился он. – Ни слова?

– Да. Я предпочитаю говорить на английском, но если пациенту проще общаться на его языке, то я иду на уступки. У вас много пациентов, не владеющих английским?

– Ни одного, – ответил он, глядя на меня словно на странный музейный экспонат.

Честно говоря, утверждение, что я свободно владею четырьмя языками, – это преувеличение. Мои лингвистические навыки значительно улучшились с тех пор, как я устроился в клинику. До этого я работал в приемном отделении и говорил только на английском. Дело в том, что в детстве родители говорили со мной на урду, но я всегда отвечал им по-английски. И мои сестры тоже. Я неплохо владел разговорным урду, но не медицинским. Это совсем другое. В семье мы никогда не обсуждали желчный пузырь, поджелудочную железу или легкие, поэтому мне нужно было многому научиться.

Языковые трудности между врачом и пациентом не влияют на время, по регламенту отведенное на консультацию.

В исключительных случаях можно добиться двойной консультации, но это большая редкость в системе, где спрос настолько высок. В большинстве случаев у нас есть всё те же 10 минут, чтобы преодолеть языковой барьер и провести прием. Это, мягко говоря, непросто.

Устроившись на работу, я понял, насколько слабо владею урду. За первые два дня, проведенные в клинике, я принял нескольких пациентов, говорящих исключительно на урду, и приложил все усилия, чтобы помочь им. Я активно жестикулировал и указывал пальцем. У меня сложилось впечатление, что консультации прошли весьма удачно: да, были слова, которые я не понимал, но пациенты выходили из кабинета вполне довольными. Два моих пациента употребляли слово, которое я никогда раньше не слышал. Оба сказали, что у них болит место, которое они называли «базу». Они выглядели вполне бодро, поэтому я просто назначил им обезболивающее.

По пути домой я позвонил маме.

– Мам, что значит «базу»? – спросил я. – Двое пациентов употребляли его сегодня.

– Оно переводится как «рука», – ответила она.

Я запаниковал. У обоих пациентов болела левая рука! Всегда есть риск, что боль в левой руке обусловлена проблемами с сердцем. Я остановил автомобиль, связался по телефону с этими людьми и