– Она говорит, что немного устала, но в целом чувствует себя хорошо, – сказал Питер.

– Ты ходила на рентгенографию?

Ивана покачала головой и что-то пробормотала.

– Еще нет, ей было некогда, – перевел Питер.

Ирен задала вопрос.

– Мама девочки хочет знать, получили ли вы результаты анализа крови, – пояснил Питер.

– Да, получил, – ответил я.

Сообщать такие новости всегда трудно, и делать это нужно очень осторожно. Это тяжело даже в тех случаях, когда обе стороны говорят на одном языке. Обстоятельства, в которых мы находились, усложняли ситуацию, но другого выхода не было.

– Скажите, когда вы пришли ко мне в прошлый раз, чего вы боялись? – спросил я. Мне важно было понять, на каком этапе мыслительного процесса они находились, чтобы я мог подобрать правильный подход.

– Она говорит, что у Иваны может быть низкий уровень железа, поэтому она такая усталая, – перевел Питер слова Ирен.

Я кивнул.

– Что ж, результаты анализа кое-что показали, но это не просто дефицит железа, – сказал я. Это был предупредительный выстрел.

Когда Питер передал мои слова, настроение присутствующих сразу изменилось.

– И что они показали? – спросил Питер от лица Иваны и Ирен.

Я сделал глубокий вдох.

– Ивана, анализ крови показал, что у тебя не все в порядке с костным мозгом. Уровень лейкоцитов в твоей крови очень высокий, а уровень эритроцитов – очень низкий, – объяснил я и сделал паузу, чтобы Питер успел все перевести.

Ни Ивана, ни ее мама ничего не ответили и просто смотрели на меня.

– Такие результаты позволяют сделать вывод об определенном типе рака крови, – продолжил я, глядя на Ивану.

Слово «рак» переводить не требовалось. Ирен охнула и прижала руку к груди.

– Рак?! – воскликнула женщина.

Питер перевел фразу целиком. Глаза Иваны расширились, и она прикусила нижнюю губу. Мне нужно было договорить.

– Я был бы плохим врачом, если бы не был с вами честен, – сказал я. – Меня очень обеспокоили результаты анализа крови.

– Какой это тип рака? – спросила Ирен через Питера.

– Я опасаюсь, что это лейкемия, – прямо ответил я.

На какое-то мгновение страшное слово повисло в воздухе.

– Это опасно? – спросила Ивана на английском. Это разбило мне сердце.

– Ивана, я надеюсь, что мы распознали болезнь на ранней стадии. Если это лейкемия, то лечение вполне эффективно, но специалисты объяснят все лучше меня.

Когда я работал младшим врачом, я провел четыре месяца в детском онкологическом отделении. Моя роль была незначительной, и я всего лишь брал у пациентов кровь на анализ и заполнял карты, однако я представлял, что ждало Ивану.

При детской лейкемии прогноз хороший, но лечение очень агрессивное. Интенсивность лечения навсегда меняла детей и их близких.

Иване предстояло провести много времени в больницах и ездить в другой город к онкологам, а ее маме – надолго отлучаться с работы.

– Что нам сейчас делать? – спросила Ирен. У нее в глазах стояли слезы, и я протянул женщине бумажную салфетку.

– Я поговорю с педиатрами из больницы. Думаю, они смогут принять Ивану сегодня же.

Ирен кинула. Ивана ничего не сказала.

– Могу я поинтересоваться, где отец Иваны? – спросил я. Мне хотелось поговорить и с ним тоже. Ирен что-то сказала Питеру.

– Он погиб в Словакии три года назад, – перевел Питер. – Несчастный случай на работе.

Бедный Питер: я не сказал ему о результатах анализа крови заранее, поэтому для него это тоже стало новостью. Думаю, разговор его шокировал, потому что переводчиков, в отличие от врачей, не учили сообщать такие новости.

– Мне очень жаль, – сказал я. – Я понимаю, что на вас сейчас свалилась куча информации, но, может, у вас есть вопросы?

Ивана что-то сказала Питеру.

– Им нужно ехать в больницу прямо сейчас или они могут сначала заехать домой? – перевел он.

– Вы можете поехать домой, чтобы собрать сумку, – сказал я. – Скорее всего, вас либо госпитализируют, либо направят к специалистам в более крупную больницу, поэтому вы должны быть к этому готовы.

Они кивнули. Ирен сказала, что ей нужно позвонить в школу и на работу, чтобы объяснить, что случилось. Я поговорил с педиатрами из больницы, и они согласились принять Ивану в тот же день. Я распечатал направление и протянул его Ирен.

– Я знаю, что вам будет очень непросто, и, если вам что-нибудь понадобится, обязательно обращайтесь, – сказал я.

Ирен взяла направление и поблагодарила меня. Я попросил Питера проводить Ивану и Ирен до стойки администратора, где им нужно было оставить свой новый адрес и номер телефона. Интуиция подсказывала, что они понадобятся мне в будущем.

После их ухода я стал заполнять карту и задумался о том, как чувствует себя человек, который живет в чужой стране, не говорит на местном языке и узнает о подобном диагнозе. В больнице им могли оказать поддержку, но я боялся, что такой опыт только усугубит страхи и опасения Иваны и Ирен.

Позднее я рассказал обо всем Элисон.

– Разве ты не рад, что назначил анализ крови, Амир? – удивилась она.

– Мне просто повезло, Элисон. В другом случае я бы не стал назначать анализ крови ребенку. Это была удача.

У Иваны диагностировали острый лимфобластный лейкоз. Мы почти не виделись во время лечения, и девочке оказывали помощь в основном больничные специалисты. По просьбе Ирен я написал письмо ее работодателю, в котором объяснил, что ей требуется надолго отлучаться с работы, чтобы возить дочь в больницу на лечение.

Мы обнаружили болезнь на ранней стадии, и лечение оказалось эффективным. Через год Ивана вошла в ремиссию, и теперь она каждые полгода проходит обследование. Ее образование пострадало, и девочке пришлось остаться на второй год. К сожалению, работодатель Ирен не вошел в ее положение, и женщину уволили из-за частых отгулов. В семье начались финансовые проблемы, но, когда Ирен приходила ко мне в последний раз, она сказала, что ее пригласили на собеседование в местный супермаркет. Я пообещал, что буду держать за нее пальцы крестиком.

Глава 5

В интервью с актерами и телеведущими я часто слышал фразу: «Я не работаю с детьми и животными». Врачи общей практики часто имеют дело с детьми и привыкают к их плачу и крикам во время осмотра. Честно говоря, мы рады, когда дети кричат и плачут: это значит, что они неплохо себя чувствуют и в них много энергии для борьбы с болезнью. Если ребенок тихий и вялый – это серьезный повод для беспокойства. Мы редко видим животных в нашей клинике, что вполне логично, ведь мы врачи общей практики, а не ветеринары. Однако