— Я читаю мысли.

— В самом деле? — спросил он. — Интересно. — Только и всего.

Сердце Коко прыгнуло.

— И как вы это делаете? С помощью «уиджа»?[3]

Пять баллов!

— Я читаю людей. Обычно с помощью прикосновения. Это называется «психометрия». Я беру в руки предмет и читаю его историю. Могу и вам что-нибудь посоветовать при случае. — Она искала предлог, чтобы прикоснуться к нему. — К слову сказать, на самом деле «уиджа» не имеют никакого отношения к ясновидению. Это настольная игра девятнадцатого века, название которой составлено из двух слов: французского «oui», означающего «да», и немецкого «ja», означающего то же самое.

— Чем дальше, тем интереснее. — Когда Кенни улыбался, на его щеках появлялись ямочки, от которых таяло сердце.

— Что привело вас в «Рощу»? — спросил он. — Уж наверняка не желание навести красоту. Вам это ни к чему.

Все лучше и лучше.

— Я выиграла конкурс. И сегодня вечером мне предстоит обедать с вашим боссом. Кстати, кто такая эта Эбби Тайлер?

— Очень милая дама, которая выручила меня. Спасла жизнь. В буквальном смысле слова.

Коко ждала продолжения, но он отвернулся и уставился в чашку.

— Расскажу как-нибудь в другой раз.

Еще один мужчина с тайной. Коко так и притягивала к себе мужчин с тайнами. Если протянуть руку и прикоснуться к нему, узнает ли она его секрет? Коко откашлялась, размешала кофе и деланно небрежно сказала:

— Должно быть, вы объездили со своим шоу весь свет.

— Нет. Я никогда не уезжал с Западного побережья.

— Да ну?

— Родился в Сиэтле, вырос в Сиэтле, получил диплом инженера-электронщика и приехал работать в Силиконовую долину[4]. Выступал в одном из ночных клубов Сан-Франциско, а потом получил предложение поработать в «Роще».

— Вам хотелось бы совершить путешествие? Увидеть мир? — с надеждой спросила она.

— Зачем? Мне и здесь хорошо.

— Но вы любите книги о путешествиях и разных странах? — Ее надежда увядала на глазах.

— Вообще-то нет. Мое хобби — математика. Мне нравится решать трудные уравнения. А почему вы так интересуетесь путешествиями? Это ваше любимое занятие?

Коко была разочарована. Она возлагала на Кенни большие надежды, прониклась к нему теплыми чувствами, но это был не он. Нужно было задушить это чувство в зародыше, пока оно не дало ростки.

— Прошу прощения. — Она отодвинула кресло и встала. — Я совсем забыла про одно дело.

— Но…

— Спасибо за кофе, — сказала она и ушла. Покинув главное здание, Коко одолела несколько тропинок, по которым прогуливались смеющиеся люди, пробежала мимо деревьев и кустов, оказалась у своего коттеджа, захлопнула за собой дверь, бросила сумочку на диван и потянулась к хрустальному шару.

Это был чемодан беглеца.

Прошло тридцать три года, но Эбби так и не рассталась с ним. Чемодан был старый и потрепанный, с треснувшей ручкой, замененными замками и рваной подкладкой. Она годами хранила его как напоминание. Когда Эбби становилась слишком уверенной в себе и теряла осторожность, чемодан возвращал ее к действительности.

Но сейчас Эбби достала его с верхней полки шкафа не поэтому. Ее руки дрожали, сердце разрывалось от боли и воспоминаний. Старый чемодан извлекли на полуденный свет, лившийся в окно ванной, ради его содержимого.

День выдался слишком тяжелый. Морис грозил уволиться; Джек Бернс явно следил за ней; приехали Сисси и Коко, одна из которых могла оказаться ее дочерью. У нее были сотни забот, но эмоции взяли верх. Она сидела на кровати, рассеянно гладила потертую кожу и вспоминала…

* * *

Худую, как скелет, молоденькую негритянку со странным выражением глаз и наголо обритой головой, напоминавшей бильярдный шар, звали Мерси. Пока они шли через пыльный двор, Мерси не произнесла ни слова.

— Где мой чемодан? — спросила Эмили-Лу, когда они оказались в холодном и темном бараке. Шел 1971 год, суд закончился, присяжные признали ее виновной в преступлении, которого она не совершала, и теперь девушка находилась в тюрьме, где должна была отбывать пожизненное заключение. Ее привели в барак, и теперь она хотела получить чемодан, который собрал для нее дедушка Джерико.

Мерси не ответила, и только тут Эмили-Лу заметила, что у нее неладно со ртом.

Двенадцатый барак представлял собой длинный дощатый сарай с голыми окнами и крышей из рубероида. Внутри стояли два ряда коек, разделенных узким проходом. Некоторые койки были заняты. На них лежали и сидели женщины. Кто-то читал, другие играли в карты или шашки, а третьи просто смотрели в пространство.

— Вот твоя койка, — сказала Мерси, и Эмили-Лу увидела, что у нее нет зубов. Странно… На вид негритянке было не больше двадцати лет.

Когда Мерси повернулась и хотела уйти, Эмили-Лу сказала:

— Подожди, пожалуйста. Мой чемодан… Как я могу его получить?

— Нам не разрешают иметь личные вещи. — И Мерси ушла.

При тюрьме Уайт-Хиллс имелась фабрика верхней одежды, и заключенные получали за свою работу одиннадцать центов в час. Накопив нужную сумму, Эмили-Лу купила писчую бумагу, конверты, карандаши и все свободное время писала письма казенному адвокату, председателю суда, арестовавшему ее шерифу, окружному прокурору и даже издателю выходившей в Пекос газеты — всем, кто, по ее мнению, мог помочь добиться пересмотра ее дела. Она изо всех сил доказывала свою невиновность, но ни разу не упомянула бродягу, с которым у нее был короткий летний роман. Хотя ее уверенность в том, что именно этот человек убил Эйвис, росла с каждым днем, но сам он об этом не говорил, и доказательств у нее не было. Возможно, в глубине ее души все же теплилась надежда, что он не виноват. Девушка писала, что любила и очень уважала Эйвис, а отпечатки ее пальцев нашли на лопате, потому что она всегда пользовалась ею. В эти письма Эмили-Лу вкладывала всю свою душу, отправляла их каждую неделю, как голубей мира, и с надеждой ждала ответа.

Тем временем в ее чреве рос ребенок, которого она любила всем сердцем.

Эмили-Лу ненавидела слова «ублюдок» и «незаконнорожденный». Искусственные, придуманные людьми слова, не имевшие никакого отношения к законам природы. Как ребенок может быть незаконнорожденным? Разве может быть незаконнорожденным плод, возникающий в результате перекрестного опыления мужских и женских цветков? Или перед этим нужно заставить цветки пожениться? Даже в Десяти Заповедях нет запрета на рождение внебрачных детей. Другие заключенные говорили, что на поруки ее смогут выпустить только через пятнадцать лет и что ребенка у нее отберут. Поэтому Эмили-Лу писала письма своему дедушке и другим жителям Литл-Пекос, умоляя их позаботиться о малыше, пока ее не выпустят из тюрьмы.