Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Алгоритм был такой: встать у лужи, где он встретился с Золушкой, и стоять там, пока она не появится. Так себе, конечно, алгоритм. Даже совсем никакой, но другого не было. Сложно было надеяться, что Золушка пойдет по той же дороге в то же время, но… Но Макс решил не критиковать свой план, а надеяться, поэтому приехал в то же время, вышел из метро, дошагал до лужи и встал.
Через полчаса стояния около лужи он понял, что курточка у него дохленькая. Вшивая курточка. Несерьезная.
Через час ему захотелось чего-нибудь попить.
Через полтора часа – выпить.
Максу всегда нравились литературные герои, которые подзывали, свистнув, мальчишку и говорили: эй, мальчик, хочешь заработать? И посылали этого мальчишку за огнивом, газетой, пистолетом или королевской печатью.
Золушка не появлялась, и Макс решил попробовать.
Скоро выяснилось, что мальчики в это время нечасто появляются на улице. «Они, наверное, в школе», – догадался Максим.
Вдалеке показался мальчуган с большущим рюкзаком. Мальчуган, видимо, изучал свойства льда на дорогах. Он, прицеливаясь, пинал каждую льдину и каждый ком грязного обледенелого снега. Поэтому продвигался он медленно, и Макс ждал его довольно долго.
– Эй, мальчик, – крикнул Макс, когда мальчуган подошел поближе, – хочешь заработать?
Мальчик замер и уставился на Макса.
«И что они все так на меня пялятся в последнее время?» – мимоходом подумал Макс.
– Эй, мальчик, – сказал он еще раз и махнул рукой (герои всегда машут рукой), – хочешь заработать?
Мальчик впрягся поудобнее в свой рюкзак и с места в карьер дунул от Макса прочь. Отбежав на приличное расстояние, крикнул:
– Я сейчас полицию позову!
– Чего это он? – удивился вслух Макс.
Время приближалось к обеду, публика на улице становилась все разнообразнее, изредка появлялись и дети – но, увы, только в окнах машин мелькали иногда их бледные зимние личики. Наконец Макс заприметил на улице серьезного мальчика лет десяти-одиннадцати, приосанился и спокойно сказал:
– Мальчик, ты не знаешь…
Тот остановился и вопросительно посмотрел на Макса. «Это хороший мальчик», – решил Макс.
– Мальчик, ты не знаешь, есть здесь какое-нибудь кафе поблизости? Можно даже палатку продуктовую, если в ней что-нибудь горячее продают.
– Конечно, есть, – обстоятельно разглядывая Макса, сказал мальчик, – вон там, за углом.
– Ты понимаешь, мне отсюда никак отходить нельзя, у меня здесь встреча назначена, – доверительно произнес Макс, – а ты не сходишь, не принесешь мне горячий чай, или кофе, или что там еще есть в этой палатке? Если у них коньяк есть, то можно и коньяк.
– А вы же можете позвонить или смс написать, что вы отошли на пять минут, и покупайте себе что хотите. Мне-то коньяк не продадут, – сказал мальчик.
– Смс никак не получится, некуда мне смс отправлять… – ответил Макс и быстро поправился, заметив недоверчивый взгляд мальчишки: – Телефон разрядился.
– А-а! – понимающе кивнул мальчик. – Я бы вам свой дал, но номер-то у вас в том мобильном, который разрядился.
Макс покивал головой.
– Ну что? Сгоняешь для меня за чаем? Бог с ним, с коньяком.
– «Сгоняешь» – это значит, сходишь? – насупив брови, уточнил мальчик.
– Э-м-м… Да! – Макс начинал терять терпение. – Вот тебе двести, нет, триста, смотри, еще десятка и еще что-то – в общем, на тебе денег и сходи, пожалуйста, принеси мне чего-нибудь горячего.
– А вы что имеете в виду: кофе, чай или хот-доги?
– Всё! – гаркнул Макс (он все-таки потерял терпение). – Я имею в виду всё горячее, что можно купить: кофе, чай, хот-доги. Я буду пить кофе и запивать его чаем. И хот-дог вприкуску. Ну!
– На все сразу здесь не хватит, – сказал мальчик спокойно и рассудительно. Ор Макса не произвел на него никакого впечатления.
– На, мальчик, на тебе денег. На тебе еще денег и иди уже! Пожалуйста! – последнее слово Макс добавил значительно тише.
– Так я пойду?
– М-м-м-м… – Макс не удержался от того, чтобы не закатить глаза, но зато удержался от того, чтобы не сказать лишнего. Он судорожным движением лицевых мышц обозначил улыбку и произнес только: – Да, мальчик.
Иди.
И мальчик пошел.
А Макс зашагал вдоль берега лужи, похлопывая сам себя по плечам, чтобы быстрее согреться, и предвкушая горячий кофе вперемешку с горячим чаем. Кругов через десять он с раздражением подумал, что этот мальчишка удивительно медленно ходит. Через двадцать кругов он выдумал дюжину объяснений тому, что мальчик задерживался. Через тридцать – ругательски ругал мальчишку, задавшего ему миллион вопросов и отправившегося прямиком домой (или куда он там шел) с его деньгами. Через сорок кругов Максу уже было все равно.
Крупные мохнатые снежинки ложились на плечи и не таяли. Пространство между домами уже заполнилось нежными сиреневыми сумерками, снег шел все гуще. Максу стало казаться, что он стоит в огромном лесу, сделанном не из деревьев, а из машин и людей. Машины тихо пробирались в этом лесу, ощупывая фарами снег перед собой. Люди продвигались осторожно и казались странниками, идущими издалека неведомо куда. И главное – кругом была немыслимая мягкая тишина. Макс даже и не знал, что в этом суматошном городе такая тишина в принципе возможна. И снег все падал и падал, и Макс стал думать, что вот движутся машины и пешеходы, но им только кажется, что они куда-то идут, а на самом деле прав поэт: идет снег, идет время… и сходит наземь небосвод.
«Только чудо, – продолжал рассуждать он, – может помочь встретиться двум людям, бредущим под снегопадом. Надо верить в чудо и твердо знать, чего ты хочешь».
Макс потопал совершенно бесчувственными ногами, в последний раз посмотрел вокруг и широкими шагами пошел к метро.
«Надо же, какая лужа. Вставляет, как медитация в индийском ашраме, – подумал он, входя в теплое, шумное, душное, яркое метро, – завтра опять пойду».
Странным образом, он совершенно не отчаялся, прождав свою Золушку целый день под снегопадом, а даже наоборот – твердо поверил, что он ее обязательно встретит. Терпение и труд… а точнее, кто хочет, тот добьется – Макс знал, чего он хотел. Он хотел девушку с глазами цвета корицы и нежной улыбкой.
Она ехала ему навстречу вверх по эскалатору. Макс сразу заметил ее. Она смотрела на проезжающие мимо шары ламп и шевелила губами – репетировала какую-то речь. Макс сам так делал. На ней опять были навешаны крест-накрест какие-то сумки и сумочки – маленькая кожаная и большая холщовая. И еще черный тубус. (Неужели она архитектор? – удивился Макс. Почему-то он был уверен, что у нее обязательно должна быть какая-нибудь очень особенная профессия.)
Макс весь подался вперед и вверх, чтобы попасть в поле ее зрения. И попал! Поравнявшись с ним, она мазнула по нему взглядом и вдруг перестала шевелить губами, тряхнув головой. Дальше Максу показалось, что из ее глаз брызнул ослепительный свет – это потому что она смотрела именно на него и ему улыбалась. Поняв, что она рада его видеть, Макс испытал нечто совершенно необъяснимое. Его распирало изнутри ликование, и это ликование было больше него самого.