Целуются боги, конечно, здорово. Катя не помнила, чтобы раньше у нее от одного поцелуя начинал качаться весь мир вокруг. Но у них это шутки, а у нас тут жизнь, работа…

– Работа! – закричала Катя, хлопнула себя по лбу и быстро побежала: к страшноватому заказчику она опаздывала ровно на то время, которое длилась шутка. А сколько времени она длилась, Катя даже примерно сейчас не могла сообразить. Небольшой кусок вечности – это понятно. Но, переводя в привычные единицы, сколько же это будет? Хотя бы примерно?

– Работа была во сколько? Может, еще не так все страшно? А сумки не тяжелые? А то я могу их понести. Я тоже хорошо бегаю.

Макс мерно бежал рядом и не выглядел странно. Наверное, скандинавские боги все хорошо бегают и разговаривать привыкли на бегу. Катя на бегу разговаривать не умела.

– Это тот заказчик, к которому вы в прошлый раз шли? Да?

– Да! – Если вот так, по одному слогу, то и у Кати получалось быть как боги. А это значит, что у нее получалось божественно! Катя засмеялась, и у нее закололо в боку.

– Почему вы смеетесь?

Катя перестала профессионально дышать носом и начала дышать ртом.

– А мы так и будем с вами?

– Как?

– На «вы».

– Уф! Добежали!

Катя остановилась около подъезда. И согнулась пополам. Макс остановился рядом и тоже, кажется, переводил дыхание, хотя и не так явно, как Катя.

Входная дверь распахнулась, и из нее показался консьерж.

– Вечер добрый! – произнес он с интонацией то ли обвиняющей, то ли угрожающей.

Макс и Катерина как по команде подняли головы.

– Сергей Сергеич звонил, просил посмотреть, все ли в порядке. Вы тут, кажется, от кого-то убегали? Вон от него? – Консьерж ткнул толстым пальцем в Макса.

– Мы просто так бежали, – все еще задыхаясь, объяснила Катя. – Потому что я опаздывала.

– А он почему бежал? – Подозрения консьержа, кажется, усилились.

– Ему бегать нравится, – ответила Катя.

– Потому что я с ней, и мы вместе бежали, – одновременно с Катей сказал Макс.

– Вместе пускать не велено. Мне велено только реставратора… реставраторшу… вот ее, – отодвинул Катю от Макса консьерж.

Пришлось Максу подвинуться, хоть он и был молодым богом.

– Кать, а нельзя?.. – через плечо консьержа спросил Макс.

Она покачала головой.

– А на сколько это? Час, два?

Катя успела только пожать плечами, и дверь за ней захлопнулась.

– А какое нижнее белье ты носишь? – перегнувшись через стол, спрашивал Тину не по сезону загоревший Славик Скворцов.

– Не поверишь, полюбила в последнее время Intimissimi, все-таки пришлось признать, что Диор лучше платья шьет, чем Линжери.

– А сейчас на тебе что надето? – каким-то ненатуральным, театральным басом спросил он.

Тина непонимающе посмотрела на Славика. Глаза у него были подернуты маслянистой пленкой, рот приоткрыт, взгляд совершенно бессмысленный.

Тина привстала с низкого диванчика и ловко влепила в лоб Славику сочный щелбан. А потому что нечего.

– Славка, ты опупел? Ты что это меня спрашиваешь?

– А-а? – тряхнул головой тот.

– Ты – Славка Скворцов. В четвертом классе я тебе рассекла щеку застежкой от портфеля. И у тебя кровь не останавливалась. Мы все думали, что у тебя несворачиваемость крови, как у царевича Алексея, – нам про него только что на истории рассказывали. А в пятом классе тебя покусала кошка. Не собака, а именно кошка. И все ржали, а ты говорил: что вы ржете, больно же. А когда мы были в колхозе, ты утопил весло. Ау! Я тебя знаю столько лет, сколько… уже некоторые не живут. Ну? Сообразил теперь, где ты и с кем разговариваешь?

– Да… – лицо Славика уже расплылось в непосредственной улыбке, за которую его все любили, – а тебя мы на шкаф сажали, помнишь?

– Еще бы, – буркнула Тина, плюхаясь обратно на диван, и скрестила на груди руки.

– Мы туда портфель твой закинем и смотрим, как ты сначала парту придвинешь к шкафу, на парту – стул, на стул – ты сама. Дальше тебе надо влезть на шкаф, потому что мы портфель специально поглубже засовывали, к стене. Как только ты влезешь на шкаф, мы – раз! – и отодвинем парту. А ты на шкафу сидишь. Ножками болтаешь! – Лицо у него теперь было похоже… на лицо Славика. Милого, доброго Славика, которого любили все без исключения.

– Гм-м… Вовсе это было и не так весело, – ворчливо сказала Тина. Она все еще сердилась. – Не отвлекайся, скажи, у тебя что? Кризис среднего возраста? Любовница бросила? Или не было никакой любовницы, а просто жена не дает?

– Валя! – скандализированный Славик всплеснул руками. – Ты что говоришь?

– Ага! Дошло! – Тина, сдвинув брови, уперла Славику в грудь указательный палец. – Ты! Это ты начал. ТЫ спросил МЕНЯ про нижнее белье! Брр-р-р-р! – Она поежилась и потрясла головой. – Мне теперь что, на свалку все школьные воспоминания выкидывать? В мусорку? Из-за одного твоего дурацкого вопроса? Я не хочу. У меня было счастливое детство.

– И у меня. У меня тоже было счастливое детство. А теперь все как-то по-другому. – Сейчас Славик был похож на сморщенный воздушный шарик, оставшийся со вчерашнего праздника.

– Как будем исправлять ситуацию? Есть идеи? – поинтересовалась Тина.

– Будьте любезны! – гаркнул вдруг Славик куда-то в пространство. – Водки принесите!

– Понятно, – сказала Тина себе под нос. – Красиво ухаживать за мной никто не будет. Либо про белье, либо жаловаться.

– Что, Валечка? – устало потер глаза Славик. – Хотя, действительно, что это я?

– Вот именно! – обрадовалась Тина.

– Как я мог предложить даме водки? – удивлялся сам себе Славик. – Спасибо, водку унесите, а принесите коньячку… какого у вас там есть… лучше бы «Мартеля».

– Слав, ты же за рулем! – напомнила Тина.

– Это «Мартель»? «Мартель» – это хорошо, – говорил между тем Славик официанту.

– А? – переспросил он уже в который раз у Тины.

Та только закатила глаза. Славик моргнул.

– Ну, хорошо, унесите!

– Шутку новую знаешь? – наконец-то обратился он к Тине.

Тина покачала головой.

– Слово, обозначающее крах всех надежд, из шести букв. Вторая «и».

– Фиаско, – устало сказала Тина. Шутка была старая. А фиаско новое. Но оттого не менее неприятное. И ведь ничто не предвещало. Тина специально начала со Славика, он был такой… солнечный. Такой веселый. «Машина по производству хорошего настроения» – звал его брат Митя.