– Я ведь могу отправиться вместе с вами? – спросила я, ни на секунду не сомневаясь, что услышу решительное «нет, нельзя».

– Нет, – грубо выпалила Плохая Сестра, даже не взглянув в мою сторону и не удостоив меня более подробным ответом с указанием причин.

Паузу тут же заполнила Хорошая Сестра.

– Простите, пожалуйста, но мы не можем вам это разрешить только ради безопасности вашего супруга. Нам не позволяется допускать родственников в качестве сопровождающих лиц, когда мы переводим пациентов в отделение интенсивной терапии.

Ну, эта хотя бы говорила с ноткой искреннего сожаления в голосе. Но если честно, что, по их мнению, я могла бы сделать такого противозаконного? Встать на пути носилок и помешать их проходу, так чтобы они перевернулись?.. Но потом я поняла, какой высокий профессиональный уровень демонстрировали все эти люди, занимавшиеся моим любимым человеком. Сейчас они действительно волновались за Дэвида, беспокоились, что он может пострадать, правда, совсем в другом смысле. И если во время операции произойдет что-то непредвиденное, им бы вовсе не хотелось, чтобы рядом находились паникующие члены его семьи.

– Хорошо, я все понимаю. Но потом мне кто-нибудь скажет, когда мне можно будет присоединиться к вам?

– Конечно.

Я посмотрела на Дэвида, который, хоть и ослаб, был очень удивлен тем, как быстро я сдалась. Как правило, меня не останавливало подобное противостояние, и мы оба хорошо это знали. Может, он и хотел прокомментировать мое поведение, но, взглянув на правую сторону моего лица, внезапно остановился, позабыв о том, что именно хотел сказать.

– Что с твоей щекой? У тебя же кровь течет! – встревоженно прохрипел он.

Я осторожно коснулась пальцами того места, куда был сейчас направлен его взволнованный взгляд. У меня даже сердце защемило от мысли, что он сейчас лежит на носилках и в то же время переживает о какой-то дурацкой царапине у меня на лице, которую я даже не чувствую. Я провела пальцем по гладкой коже щеки и ощутила на ней неровную корку остатков лака. Я попыталась улыбнуться, но улыбка вышла какая-то жалкая.

– Вот что бывает, когда активно мешаешь маникюрше, – пояснила я и для убедительности продемонстрировала свою руку с размазанными ногтями такого же кроваво-красного цвета.

Дэвид тихо засмеялся, или, вернее, попытался засмеяться, и все кончилось тем, что он стал задыхаться и с трудом остановился. Для чего бы ни были предназначены эти чертовы трубки у него в носу, они явно не обеспечивали его достаточным количество кислорода. Я вынуждена была сообщить об этом Плохой Сестре, и та довольно ловко выдернула их и заменила на кислородную маску. Прошло меньше минуты, и Дэвид смог уже нормально дышать, хотя мне показалось, что время растянулось на куда больший промежуток.

– Сейчас мы должны перевести его наверх, – сказала Плохая Сестра, и я согласилась с ней.

«Забирайте его, куда хотите, если только там имеется все необходимое оборудование, чтобы ему стало лучше, чтобы он опять стал прежним Дэвидом», – подумала я тогда.

– Давайте мы сейчас снимем вот это буквально на секундочку, чтобы вы смогли по-настоящему попрощаться с ним, – добродушно произнесла Хорошая Сестра, убирая гибкие трубки от носа и рта Дэвида. Мне совсем не понравились ее слова насчет прощания. Звучало это достаточно зловеще и как-то пророчески.

Я нагнулась и с нежностью прижала губы к его рту. Когда я осторожно отстранилась от него, наши взгляды встретились. Мне на память пришли его недавние слова, фраза, которую он произнес пару дней назад. Он тогда сказал: «У меня от тебя дыхание захватывает». Мы занимались с ним любовью, а потом я лежала в его крепких объятиях, голова моя покоилась на его мускулистой груди, а я прислушивалась к тому, как постепенно замедляется его учащенное сердцебиение. Тогда его слова показались мне нежными и романтичными, теперь же они зазвучали в голове, как еще одно страшное пророчество.

– Я поднимусь к тебе сразу же, как только они мне это разрешат, – пообещала я, удерживая его ладонь, в то время как его уже начали увозить и каталка пришла в движение.

– Я люблю тебя, – произнес Дэвид искаженным и приглушенным из-за маски голосом.

– Я тоже тебя люблю, – ответила я. В это время санитар снова толкнул каталку, и я отпустила его руку.

Я продолжала улыбаться, пока его вывозили в коридор и куда-то дальше, через широкие стеклянные двери, открывающиеся в обе стороны. Я подождала, пока они уехали достаточно далеко, туда, где меня уже не было бы слышно, и тогда, стоя на покрытом кафелем прямоугольнике, где только что стояла его койка, разразилась громкими и безудержными рыданиями.

Элли

Никогда раньше мне не приходилось сидеть в полицейской машине. Да и с какой стати я должна была бы там оказаться? Я никогда не нарушала закон, меня не арестовывали, я не выступала с протестами на демонстрациях, когда училась в университете, хотя была знакома со многими любителями помитинговать. Единственное, о чем я думала, пока мы неслись сквозь сумерки декабрьского дня, – это как бы к такому отнесся Джейк. Он просто обожал полицейские машины, и еще пожарные, с их огнями, вспышками и сиренами. Ну, по крайней мере, так было в последнее время. Год назад он серьезно увлекался динозаврами, а до этого… Я встряхнула головой и потерла переносицу. Какая сейчас разница? Я просто пыталась отвлечься и не думать о причине, по которой мы рвались вперед, в два раза превышая допустимую в городе скорость, мчались на красный свет на перекрестках и обгоняли другие машины не с той стороны, как было положено по правилам. Джейку пришлось бы по душе такое путешествие. Он, наверное, наслаждался бы каждой его минутой в той же степени, в какой мне оно не понравилось.

Но полицейский оказался абсолютно прав. Мы приехали к больнице в рекордно короткое время, сама я бы так не сумела. Они затормозили у приемного покоя, где останавливались машины «Скорой помощи». От вращающегося маячка на крыше автомобиля образовался жутковатый голубой круг. Я выскочила из машины даже прежде, чем водитель поставил ее на ручной тормоз, и заторопилась вперед по скользкому тротуару. Слава богу, что второй полицейский успел так же стремительно выбраться из автомобиля и вовремя подхватить меня под локоть, когда я поскользнулась на снежной пыли, торопясь поскорее попасть внутрь больницы. Джо находился там, где-то в недрах этого монолита из стекла и бетона. Он был рядом, и близость любимого человека тянула меня вперед, как огромный невидимый магнит.

– Мы можем пройти вместе с вами, если хотите, – предложил полицейский.

Я отрицательно помотала головой, заметив, как две медсестры, видимо закончившие дежурство, с любопытством смотрели в нашу сторону. Наше появление здесь, разумеется, не осталось незамеченным.

– Нет, отсюда, наверное, я уже сама доберусь, спасибо, – ответила я, отстраняясь от него.

Любопытные медсестры могли бы подумать, что я арестована или что-то в этом роде. Конечно, я была благодарна полицейским за помощь, но больше мне от них ничего не требовалось. Мне уже не нужно было ни их сочувствие, как того требовал протокол, ни сопереживание на их юных, почти мальчишеских лицах. Да просто потому, что я находилась рядом с ними, я почему-то начинала чувствовать себя еще более уязвимой, настоящей жертвой.