– Скоро обнесут, – сказал мой новый знакомый. – Только не власти. Новые хозяева. Которые на этом месте возведут новый клуб.

Саша говорил уверенно, словно точно знал, что тут появится в самое ближайшее время.

– Но…

– Спасатели сделали свою работу, Ксения. Это не жилой дом. Не станция метро. Ну, в общем, я не знаю всех правил и постановлений, которыми руководствуется МЧС, но больше они здесь не появятся.

После чего Саша завел мотор и поехал в сторону моего дома.

* * *

Он поставил «Гранд Чероки» во дворе, как раз на том месте, где обычно ставил машину отец. Моя «Ока» сиротливо мерзла рядом. Мы поднялись на лифте на пятый этаж, где располагалась наша квартира, и столкнулись на площадке с двумя незнакомыми мне мужчинами. Они как раз звонили в дверь квартиры, где я жила. Я удивленно на них уставилась. Мужчины глянули на меня, на Сашу, и один из них уточнил:

– Колобова Ксения Владиславовна?

Я кивнула. Саша крепко сжал мою руку, которую придерживал под локоток.

Перед нашими носами раскрылись ксивы.

– А вы, простите? – очень вежливо поинтересовались у Саши.

– Разнатовский Александр Викторович, друг Ксении, – представился мой новый знакомый.

Один из служителей правопорядка предложил пройти ко мне в квартиру, а то на лестнице разговаривать как-то неудобно.

– Да, конечно, – сказала я, по инструкции Саши стараясь для виду показать готовность сотрудничать с органами и проявляя радушие.

Я открыла дверь своим ключом (честно говоря, была удивлена, что мамы нет дома, но в связи с последними событиями можно было ожидать всего чего угодно), мы все зашли, я предложила господам раздеться, они сунули ноги в предложенные тапочки. Я отметила, что маминых тапочек под вешалкой почему-то нет.

– В гостиную проходите, пожалуйста, – пригласила я.

У нас была четырехкомнатная квартира. В одной – спальня родителей, во второй – кабинет отца, где он иногда ложится, чтобы не будить маму, если приходит очень поздно или когда они ругаются и не разговаривают друг с другом (а он еще когда-нибудь будет здесь ночевать?), третья – моя, ну и общая, где стоит большой телевизор и мы принимаем гостей.

– Сейчас я чайник поставлю, – сказала я, оставляя мужчин одних и удаляясь в кухню. Пусть Саша принимает огонь на себя.

На середине кухонного стола мне бросилась в глаза большая пластиковая коробка из-под шведского торта-мороженого, в которой мы держали всякие таблетки. Что она здесь делает? Я заглянула внутрь, увидела, что содержимое значительно уменьшилось, пожала плечами и поставила коробку в выдвижной ящик пенала, где она всегда хранилась.

После того, как я зажгла газ под чайником, я быстро отнесла в гостиную чашки, выставила на стол печенье и конфеты, представители милиции для вежливости посопротивлялись, но быстро сдались под нашим с Сашей натиском. Саша, как я успела услышать, уже вешал им лапшу на уши. Они как раз говорили про взрыв. Я сновала из кухни в гостиную.

Затем на мгновение решила заглянуть к себе и чуть-чуть подправить макияж. Саша с гостями еще занят, чайник не вскипел, у меня есть время.

На моем письменном столе лежал длинный белый конверт, на котором маминым почерком было написано: «Ксении».

Что такое? Мама писала мне письма только в молодежный лагерь, а чтобы дома… Записки она всегда оставляла без всяких конвертов, просто на столе или на кровати.

Конверт был запечатан. Я удивилась еще больше.

Обычно я разрезаю конверты ножницами, но тут их искать я просто не могла – и разорвала его.

В него был вложен стандартный лист бумаги, явно из пачки, лежавшей у моего лазерного принтера.

«Ксюшенька, прости меня, – писала мама. – Я ухожу. Я больше не могу. Я все годы терпела измены твоего отца. Я…»

Не дочитав до конца, я с письмом в руке рванула к закрытой двери в спальню родителей, расположенную в дальнем конце коридора, и со всей силы дернула дверь на себя.

Мама лежала на кровати, сложив руки на груди, в своем свадебном платье, которое хранила все годы и обещала подарить мне, когда я соберусь выходить замуж…

Я бросилась к ней…

И издала звериный, нечеловеческий крик… Из гостиной послышался топот. Мужчины, расталкивая друг друга, ворвались в комнату.

– Мама… – пролепетала я – и грохнулась в обморок. Меня даже не успели подхватить.

Очнулась на диване в гостиной. Рядом сидел Саша, надо мной склонился мужчина в белом халате, в комнате суетились еще какие-то незнакомые мне люди. Их было довольно много. Из коридора слышались голоса.

– Ну слава богу, – тихо произнес Саша.

Врач стал давать ему указания насчет того, что со мной делать.

К дивану приблизился мужчина, лицо которого показалось мне знакомым. Где же я его видела?

– А вы кто? – спросила я.

– Э… капитан Николаев. Я…

И тут я его вспомнила. Это он вместе с напарником (или как там это у них называется?) ждал меня сегодня у двери… Когда это было? Я посмотрела на часы. Сколько ж времени я оставалась без сознания?

– Мама? – спросила я, переводя взгляд с одного мужчины на другого и на третьего.

Все они отвели глаза. Потом капитан глянул на Сашу.

– Ксения, – начал Саша, – ты должна понимать…

– Она правда?.. – прошептала я.

– Правда, – вздохнул Саша.

Капитан тем временем взял стул и поставил его рядом с диванчиком.

– Не надо бы сейчас, – сказал врач.

– Пара вопросов. Мне необходимо кое-что уточнить. Мои соболезнования, Ксения… Владиславовна. Но я прошу вас ответить на несколько моих вопросов.

А ведь прав был Саша, предупреждая меня, что представители органов правопорядка плевать хотели на твои чувства… Ведь этот капитан знает, что я только что потеряла мать. Но и его, конечно, можно понять. У него работа. Я не должна делать поспешных выводов, сказала я себе.

– А где письмо? – внезапно вспомнила я. – Где мамино письмо? – почти крикнула я и резко села. – Где оно?

– Успокойтесь, пожалуйста, – хором сказали врач и капитан.

Но успокоиться я не могла.

– Сейчас, – встал Николаев, куда-то ушел, вернулся и протянул его мне. – Но пока оно останется у нас.

– Но почему?! Это мое письмо! Мне! Его мама…

– Ксения, это процедура такая, – сказал Саша. – Его тебе потом отдадут.

И посмотрел на капитана. Тот кивнул.

В этот момент врача куда-то позвали. Он нас оставил.

Заливаясь слезами, я читала последнее мамино послание.

Из него я узнала, что отец от нее ушел… Что между ними уже давно ничего не было… Они продолжали жить вместе и сохранять видимость семьи только из-за меня, а теперь необходимость отпала. Вчера папа сказал ей, что я буду жить у мужчины… Мама надеялась, что у меня все сложится хорошо и я не потеряю свою любовь и не буду любить украдкой, как приходилось ей. Мама желала мне счастья и говорила, что за него надо бороться и ни в коем случае не сдаваться. А папа ушел к другой – более молодой, более красивой, которая в ближайшее время должна снова сделать его отцом. И мама решила, что больше никому не нужна. Подруг своих она растеряла, когда отец пошел в гору и в семье появились деньги. Большие деньги, которые вызывали зависть у ее подруг, чьи мужья оказались неудачниками. Она не смогла больше с ними общаться. Они не смогли с нею. Мама называла отца негодяем и предупреждала, чтобы я на него не рассчитывала.