Переехав, я попросила отца никому не давать мой новый номер телефона и передать эту просьбу его сожительнице. У меня имелись для этого основания: мало того, что во время похорон подруг на меня смотрели, как на прокаженную, несколько человек еще посчитали своим долгом мне позвонить и наговорить гадостей. Те, кто мне когда-то завидовал или просто не любил по какой-то причине, дали волю словам. Я никогда не думала, что люди такие злые… Никого из старых знакомых больше не хотелось ни видеть, ни слышать. Я начинала жизнь с чистого листа.

Обустроившись на новом месте, стала внимательно изучать рекламные объявления с предложением работы, но пока ничего не находила. Отец сказал, что будет выдавать мне по пятьсот долларов в месяц, пока не устроюсь. Вроде как отступные. Или он все-таки меня любит? Не мог же он разом вычеркнуть меня из жизни?! Я не отказывалась от денег. Пусть платит: его шлюхе меньше достанется. Я ее заочно ненавидела.

Каждый вечер я сидела в одиночестве, вспоминала прошлое, с ужасом думала о будущем. Я не представляла, что меня ждет дальше, и не понимала, с чего начать запланированное расследование. Но в один прекрасный день сказала себе: с самого начала. Или с кульминационного пункта. В любом случае, под лежачий камень вода не течет. Надо съездить на место, осмотреться там, возможно, найти окрестных бомжей, побеседовать с ними. Мало ли что они говорили милиции… Да и не все, наверное, имели желание общаться с нашими органами правопорядка. А со мной, может, и поговорят? В общем, попытка – не пытка. Хотя жизнь моя в последнее время ею стала…

Я села в «Оку» и порулила в центр города, к тому месту, где еще совсем недавно стоял «Сфинкс».

Специально припарковалась на соседней улице, чтобы не привлекать ничьего внимания, и пешком направилась в сторону набережной. Хотя уже стемнело и обычный рабочий день закончился, по мере приближения к месту звуки строительных работ становились все громче.

Наконец я вышла на набережную. Ограждение было восстановлено, а место взрыва обнесено забором, нагнана всевозможная строительная техника. Площадка освещалась мощными юпитерами, кругом сновали рабочие. В общем, можно было ожидать, что в обозримом будущем здесь возведут новый клуб.

Я остановилась на некотором удалении и уставилась на «муравейник»: суета на строительной площадке напоминала мне именно его.

Внезапно за моей спиной послышался стук палки о холодный, обледенелый асфальт. Я резко обернулась. Ко мне подходил дедок, которого мне довелось видеть на этом месте, когда мы приезжали сюда с Сашей.

Дедок остановился рядом со мной. Он меня, конечно, не вспомнил. Мы молча стояли рядом, наблюдая за активной работой.

– Нет в них ничего святого, – наконец тихо произнес дедок, тряся головой. – Кощунство это! На таком месте стройку начинать… Говорил я с рабочими – опять, говорят, клуб будет. Веселиться тут собираются… На чужих костях.

И дедок горестно покачал головой.

Я поинтересовалась, когда началось строительство.

– А почти сразу, – ответил дедок. – Дня через два… Нехристи! Еще про памятник говорили… Какой памятник… Все на костях. Весь Питер. И раньше на них строили, и теперь вот…

И он снова покачал головой. Потом посмотрел на меня и спросил, кто из моих знакомых там погиб.

– А почему вы решили, что там был кто-то из моих знакомых?

– Так стояла бы ты тут? – удивился дедок. – Зеваки только в первый день были.

– Подруги, – тихо сказала я.

– Ну вот видишь…

Я сказала, что слышала об аресте виновных. Дедок только усмехнулся.

– Эх, девка, девка… Не всему верь, что слышишь…

– Так арестовали кого-то или нет? – ухватилась я за дедка.

– Кого-то, конечно, арестовали, – произнес он, растягивая слова, затем снова очень внимательно на меня посмотрел. Я не отводила взгляда. И дедок не отводил, потом опять в очередной раз покачал головой и добавил: – А ты лучше здесь не появляйся. И не лезь в это дело. Не лезь! – повторил он, развернулся, сделал два шага в ту сторону, откуда пришел, оглянулся и сказал: – Уезжай. Плохое место.

И пошел своей дорогой, стуча палкой по асфальту. А я осталась стоять в недоумении.

Он что-то знает? Что-то видел? Или кого-то? Может, мне следовало с ним поговорить поподробнее? Зачем я сюда приехала? Я же хотела что-то узнать! Вот он – шанс! А я его упускаю. Что же я стою-то, как истукан?

Я развернулась и бросилась вслед за дедком, уже заворачивавшим в какую-то арку, выходящую на набережную. Но догнать не успела: я увидела Викторию Александровну, мать Алены, показавшуюся из-за угла.

Я резко остановилась. Тетя Вика тоже замерла, конечно, сразу же меня узнав. Я не могла решить, бежать ли мне от нее или попробовать поговорить… Конечно, она меня проклинает. И ей больно видеть меня, живую и здоровую, в то время как ее дочь лежит в земле. Вернее, то, что осталось от дочери…

Тетя Вика сама сделала первый шаг. Перешла улицу и вплотную подошла ко мне, застывшей на набережной.

Выглядела она откровенно плохо: синяки под глазами, морщины, которых раньше не было, казалось, со времени нашей последней встречи она постарела лет на десять. Ни следа косметики, черный платок…

– Здравствуй, Ксения, – тихо сказала она.

– Здравствуйте, тетя Вика.

Я встретилась с ней взглядом и выдержала его, хотя, признаться откровенно, мне это было тяжело. В ее глазах, как мне показалось, горел какой-то нехороший огонь… Безумия? – пронеслась мысль.

– Я тебе звонила, – внезапно сказала тетя Вика, – и просила дать твой новый номер телефона.

– Чтобы высказать какую-нибудь гадость? – Я не смогла сдержаться.

Тетя Вика вскинула на меня удивленные глаза. Огонь потух.

– Почему? – вырвалось у нее. – А… Тебе звонили и оскорбляли? – внезапно дошло до нее.

Я лишь горестно усмехнулась.

– Негодяи, – сказала она.

Теперь настал мой черед удивляться.

– Нет, Ксения, я хотела перед тобой извиниться…

– За что?!

– За похороны… За то, как мой муж, то есть бывший муж… и остальные… Значит, до сих пор не оставили тебя в покое?

Я покачала головой.

– Вы поменялись? – поинтересовалась тетя Вика.

Я сообщила, что отец купил мне квартиру и я теперь живу в другом месте.

– А твои родители? Ведь к телефону подходила не твоя мама. Мы же с Анной Петровной…

Она говорила что-то еще, а я тем временем поняла, что ведь тетя Вика ничего не знает про маму. Никто не знает. Всем моим знакомым было наплевать на то, что происходило со мной. Я никому ничего не сказала, не оправдывалась, а никто и не интересовался.

– Ксения, что с тобой?! – словно издалека донесся голос тети Вики, явно заметившей мое выражение лица. – Ксения? – робко спросила тетя Вика. – Что-то?.. Ксения, я же вижу, что у тебя что-то случилось! Не только тут… – Она кивнула назад, в сторону строительной площадки, на которой продолжала бурлить деятельность.