— Вы знаете, что пропали фотографии, которые были в карманеубитого?

— Знаю, — помрачнел Саша, — Роман Андреевич у меня про нихспрашивал. Думал, может быть, я или Акоп их взяли. Мы, конечно, ничего небрали, мы ведь вместе прибежали и никаких фотографий не видели. Роман Андреевичочень нервничал, кричал, чтобы мы во дворе искали. В общем, фотографий, прокоторые он говорил, мы не нашли.

— А какие там были фотографии, он не говорил?

— Нет, не говорил. Но я понял, что там были какие-тонеприятные снимки, которые ему приносил Виктор.

— Вы знаете, что потом было?

Саша молчал.

— Я спрашиваю, Саша, не ради досужего любопытства, — мягкозаметил Дронго, — вы ведь прекрасно знаете, зачем меня сюда пригласили. Изнаете, какие расследования я провожу. Итак, вы знаете, что потом произошло?

— Знаю, — ответил Саша, — он мне сказал.

— Что именно он вам сказал? Саша, смотрите мне в глаза иотвечайте на мои вопросы.

— Его кто-то шантажирует этими снимками, — ответил Саша, —он сказал, что кто-то, кроме нас, видел, как он толкнул Виктора и забралфотографии. А теперь хочет за них деньги.

— Вы давно работаете в доме?

— Не очень. Но я всех знаю.

— Кто, по-вашему, мог это сделать?

— Никто, — ответил Саша, — только я или Акоп. Никто больше.Но мы не брали снимков. Ни я, ни Акоп не оставались одни даже на секунду. Мывсе время были вместе. А больше никто снимки взять не мог. И тем болеешантажировать Романа Андреевича. Может быть, у кого-то из дружков Виктораостались копии. Но Роман Андреевич говорит, что они были у самого Виктора. Ипоэтому я не знаю, что думать.

— Почему вы считаете, что никто из находившихся в доме немог взять фотографии?

— Такого просто не может быть. В доме находятся мама РоманаАндреевича, его брат, жена брата, его супруга Виктория, сын, дочь, Наташа.Такого не может быть, — убежденно закончил Саша, — вы знаете, как РоманАндреевич любит детей, свою семью, мать, брата? Он три месяца назад такой «БМВ»сыну подарил.

— Вы немного увлеклись, — тихо сказал Дронго, — вы сказали,что в доме находились только близкие Горбовскому люди. А разве Наташа — егородственница? Она ведь только няня его дочери?

Саша молчал, чуть покраснев. Потом вдруг, набравшисьсмелости, ответил:

— Я считал, что она няня его дочери… значит — близкая…значит, она тоже… — Он замолчал, смутившись.

— Саша, вы не умеете врать, — строго сказал Дронго, —поэтому я вам очень советую никогда этого не делать. Вы не считаете Наташучеловеком, чужим для Романа Андреевича?

— Нет, не считаю, — тихо отозвался молодой человек.

— Вы знали об их отношениях?

— Да, — еще тише ответил Саша.

— Как вы думаете, они любят друг друга или это толькоувлечение Романа Андреевича? И поймите, что я спрашиваю опять-таки не изпраздного интереса.

— Понимаю, — Саша вздохнул, — мне кажется, что они любятдруг друга. Но Роман Андреевич не может бросить свою жену. Я вижу, как онмучается.

— А его супруга знает об этих отношениях?

— Нет, конечно, — Саша даже отшатнулся, — нет, она не знает.Даже не догадывается. Иначе бы она не потерпела присутствия Наташи рядом. Нет,нет. Она ничего не знает. А Наташа очень сильно страдает. Она два раза хотелауйти, но Виктория ее не отпускает. Да и Роман Андреевич против. Но он оченьпереживает.

— Я вас понял, Саша. Но ведь никто чужой не мог проникнутьна вашу дачу, забрать фотографии и прислать письмо Роману Андреевичу. Кстати,письмо принесли в кабинет, вы об этом знаете?

— Он мне говорил, — признался Саша, — но я не хочу в этоверить.

— И все-таки факты таковы, что Романа Андреевича на этот разшантажирует кто-то из своих, — мрачно подвел итог Дронго, — пойдем обратно, ато нас будут искать. Я хотел у вас узнать, здесь газеты получают?

— Каждый день с работы газеты привозит сам Роман Андреевич.Большая пачка газет и журналов, он их сам просматривает. А некоторыевыписываются прямо сюда. А почему вы спрашиваете?

— Буквы, — напомнил Дронго, — их вырезали из газет. Кто-тоспециально клеил буквы.

— Я об этом думал, — кивнул Саша, — но на даче много газет.Старые газеты складывают в конце дачи, у гаража. Оттуда их забирает Акоп илинаши рабочие, которые заделывали стену. Я проверял газеты, там не было свырезанными буквами, это я точно знаю. Я все газеты проверил.

— Тогда выходит, что шантажист спрятал или уничтожил газеты,из которых он вырезал буквы, — сказал Дронго, — вы знаете, что сегодня РоманАндреевич должен получить новое письмо?

— Знаю.

— Значит, сегодня у шантажиста в комнате должны быть газеты,из которых он вырезает буквы, ножницы и клей. Чистые листы бумаги. Я не думаю,что в каждой спальне есть клей.

— Верно, — загорелся Саша, — нужно проверить все комнаты.

— Пока нет. Мы еще не имеем письма. Как только мы егополучим, мы поймем по буквам, приклеенным на лист бумаги, откуда они быливырезаны и как давно их клеили.

Они огибали дом, подходя к террасе, где оживленноразговаривали трое мужчин: сам Горбовский, его брат и сын. Они над чем-тосмеялись. Было уже довольно темно, и был включен свет над террасой.Светильники, упрятанные в стеклянные треугольники, висели высоко над головами.Акоп, уходя домой, включил свет и на дорожках, вокруг дома. У садовника быласвоя машина, на которой он уезжал домой, чтобы утром вернуться. К тому же онжил недалеко, на окраине города, близкого к дачному поселку.

Дронго увидел, как к Горбовскому подошел пожилой, но крепкиймужчина лет шестидесяти. В руках у него была кепка. Он был в темном пиджаке итемных брюках, заправленных в сапоги.

— Извините, Роман Андреевич, — сказал он, обращаясь кГорбовскому, — я могу уехать? Свет я включил. Все вокруг полил, от гаража начали до дома поливал. И за сараем я убрал.

— Спасибо, Акоп, — поблагодарил его Горбовский. Он вдругувидел, что садовник держит в руках снятую кепку.

— Это еще что такое? — спросил Роман Андреевич недовольнымголосом. — Ты почему снимаешь кепку каждый раз, когда ко мне подходишь?

— Извините. — Акоп продолжал мять кепку в руках.

— Ты ведь нормальный мужик, у тебя руки золотые. Чего тыпередо мной кепку снимаешь? И вообще помни, что ты свободный человек. А ятолько покупаю твой труд. Захочешь, всегда плюнешь, повернешься и уйдешь.