– Маты, – вполголоса повторил мальчик, – матные слова…

Он порвал листок на несколько частей и бросил на ступени.

– Маты – это плохо! – покачал головой Алеша. – Очень плохо!

Пуговка открыла от удивления рот.

– Что ты делаешь? – закричала она. – Что ты делаешь? Там ведь ключ! – На ее глазах показались слезы. – Ключ! Господи! – Она бросилась на колени и принялась собирать разорванные клочки. – Что за упрямый идиотский мальчишка!? Теперь дулю с маком ты у меня получишь!

Мальчик скривил лицо.

– Ну и ничего не надо, курица-помада!

– Все! Уходи! Иди домой! Видеть тебя не могу! – закричала Пуговка.

– Ну и пойду, – мальчик поднялся по ступенькам. – Нет, так не надо, другую найдем! – крикнул он в начале спуска. Его фигурка сгинула в начавшемся снегопаде.

Пуговка подняла лицо вверх, словила ртом крупную снежинку и зарыдала.

* * *

Леонард Евгеньевич распахнул дверь своей квартиры.

– Алеша, – сказал он строго. – Я хочу, чтобы ты зашел к нам.

Глаза мальчика забегали.

– Дядя Лева, можно я потом зайду? – он попытался протиснуться мимо Леонарда Евгеньевича.

Леонард Евгеньевич положил ему руку на плечо.

– Нет, – твердо сказал он. – Ты должен зайти. – Он многозначитально посмотрел на мальчика. – Нам много о чем с тобой нужно поговорить.

Алеша шагнул за порог, Леонард Евгеньевич закрыл за ним дверь.

– Вот так-то лучше, – улыбнулся Леонард Евгеньевич. – Проходи, – он приветственно указал рукой, – проходи в большую комнату. Можешь не разуваться, – добродушно добавил он. – Я все равно убирать сегодня буду.

Алеша прошел направо, в гостиную, и уселся в широком кресле, напротив телевизора. Он оглядел длинные полки, уставленными книгами, модели самолетов на столе.

– Интересуешься? – Леонард Евгеньевич прошел мимо него и сел на диван, закинув ногу на ногу. – Я, ты знаешь, сколько себя помню, авиамоделированием увлекался. Сначала в кружок ходил, даже грамоты у меня остались – конкурсы выигрывал. А сейчас так… Балуюсь немного. А ты чем увлекаешься?

– А я так… – пожал плечами Алеша. – Ничем особенно…

– Ну да, ну да – закивал Леонард Евгеньевич. – Сейчас время такое… – Он помрачнел. – Молодежь растрачивает себя на всякую ерунду, вместо того, чтобы делом заняться. – Он покачал головой. – Ценности изменились, что тут скажешь. А в поход ты хоть раз ходил в своей жизни?

Алеша кивнул.

– Ходил? – удивился Леонард Евгеньевич. – И куда же?

– Ну, мы загород с друзьями ходили летом…

– Загород! – Леонард Евгеньевич вскочил с места и заходил по комнате. – Загород! Подумать только! И это поход? Это ты называешь походом? Да мы на Байкал ездили, в Уральские горы, на Камчатке по сопкам ходили, на Алтай, в тайгу! А ты говоришь загород! – Он опустился на диван и отдышался. – Ты знаешь, кто я по профессии?

Алеша отрицательно мотнул головой.

– Я, Алешенька, врач-анестезиолог. Ты знаешь, что это такое?

– Нет.

– А это когда вот тебя например ущипнет твоя подружка, – Леонард Евгеньевич засмеялся. – Или там дружок. Тебе что будет тогда?

– Ну, я ему в лоб дам, конечно – рассудил мальчик.

– В лоб? – Леонард Евгеньевич нахмурился. – Неужели ты такой забияка? Вот уж не мог никогда подумать…

– А чего они пристают? – возмущенно спросил мальчик. – Будут приставать, щипаться будут – будут в лоб получать.

– Ну ладно, ладно, – успокаивающе проговорил Леонард Евгеньевич. – Но тебе больно все равно будет? Так ведь?

– Так, – согласился Алеша. – Но только все равно меньше, чем если бы я не врезал в ответ.

– Может быть, может быть, – пробормотал Леонард Евгеньевич. Он повысил голос. – Но вот, если больно очень сильно, то тогда и нужен врач-анестезиолог, который сделает тебе укольчик анестезии, чтобы тебе не было больно. Тебе когда-нибудь делали такой укольчик?

– Я вообще уколов не люблю, – недружелюбно ответил мальчик.

Леонард Евгеньевич засмеялся.

– Не бойся, Алеша, я не буду тебе делать уколов. – Он пошамкал губами и тихо добавил: – По крайней мере сейчас… – Вгляд его оживился. – А как там твоя мама поживает?

– А вам какое дело? – мальчик дерзко посмотрел в глаза Леонарду Евгеньевичу.

– Ну что ты, что ты, – заулыбался Леонард Евгеньевич. – Я просто так спросил. Ты извини, может я тебя сильно задерживаю…

– В общем, мне еще уроки идти делать. У нас четверть заканчивается…

– Ну да, ну да, что-то я заболтал тебя. – Леонард Евгеньевич приглади волосы рукой. – Я, собственно, вот почему тебя позвал… Когда ты сбегал по лестнице, то обронил у дверей моей квартиры один листок… – Леонард Евгеньевич внимательно посмотрел мальчику в лицо.

Алеша побледнел.

– Листок?

– Да-да, листок, – кивнул Леонард Евгеньевич.

– А… А он у вас?

– Да, он у меня. – Леонард Евгеньевич встал, подошел к стоящему в углу секретеру, открыл ключом ящик, достал лист и подошел к окну. – Чтобы лучше было видно, – пояснил он.

Он повернулся к Алеше.

– Если честно, я не знаю, что с этим делать.

– Почему? – спросил мальчик.

– Потому что это все уже было! – закричал Леонард Евгеньевич. – Это было уже! Все было! Ты понимаешь!? – глаза его налились кровью, приглаженные волосы растрепались. – Это все не ново! Одно и то же! Одно и то же! Те же самые слова! Их употребление! Их сочетание! – Он оперся на подоконник. – Боже, как я устал… Как же я устал… – рука с листом бессильно повисла. – Ну зачем ты здесь? Зачем ты пришел? Что тебе здесь нужно?

Мальчик сидел, опустив голову.

– Леонард Евгеньевич, я хочу, чтобы вы отдали мне этот лист, – медленно сказал Алеша.

– Отдать!? – заревел Леонард Евгеньевич. – Отдать?! Да ты посмотри, ЧТО там написано! Что написано! – Он прищурился и завертел лист в руках. – Сейчас… Ну вот… – Он начал быстро читать, держа лист двумя руками очень близко возле глаз:

"Иногда аритмия полутонов теряет тонкую необходимость, особенно, когда натыкаешься на, остолбеневаешь – брови резкой дугой, средоточишь внезапную профузную скользь, оставаться; оставаться и набирать материал: плеть из рук, нейлон из ушей, интересно, что предки были сочными крестьянами – солнышко вострое улыбнулось лукаво; оставаться и выпаривать дворянские эритроциты, заостряя внимание на узких глазах заботливых убийц; оставаться если жизнь это жест уходить если жизнь это молчание оставаться если отсутствие жизни это жест уходить если отсутствие жизни это молчание воздействие раздувающегося трупа на живых отсутствие воздействия скукожившегося в ничто трупа или тонкая взвесь между двумя состояниями что-то и ничего идущие рядом только непонятно как об этом помыслить и непонятно как это осуществить или не осуществить; оставаться, заполняя тишину ловким шепотом: "мы говно, перекати-поле, голь босяцкая, мы сожжем эти станицы или умрем"