Послушать Дайан — все очень просто.

— Видишь ли, дочка, нам нужны были деньги и крыша над головой. И чтобы не наскребать по грошу на арендную плату. Пением зарабатывать не удавалось, и у меня хватило ума бросить это дело.

— А как же отец? — спрашивала Либерти. — Почему он не может нам помогать?

Как всегда, этот вопрос повисал без ответа. Дайан отказывалась говорить, кто ее отец и где его искать. В конце концов Либерти перестала допытываться и смирилась с тем, что у нее нет отца.

Они перебрались в дом мистера Реда Даймонда, когда Либерти было девять. Для своих лет она была рослая и нескладная. Ей до смерти не хотелось расставаться с друзьями по Гарлему, где они жили в шумном многоквартирном доме.

Пусть так, но это был родной дом, и она покидала его со слезами. Особенно жаль было расставаться с Тони, двенадцатилетним соседским мальчиком-пуэрториканцем. Тони всегда помогал ей с уроками, это он научил ее играть на гитаре, а иногда брал ее в Центральный парк кататься на роликах. Ей было всего девять, но она уже умела отличить хорошего человека от плохого.

На Манхэттене Либерти оказалась в совершенно чужой среде. Все здесь было другое, и, хотя у них было где жить, все-таки это был чужой дом. Большой, старый и страшный дом, где царил большой, старый и страшный богач, заставлявший маму ходить перед ним на задних лапках. Перемена в образе жизни была разительная, особенно когда она пошла в новую школу — школу для богатых маленьких снобов, для которых она так и осталась чужачкой и черной костью. Ей очень быстро дали понять, что против нее работают три пункта. Пункт первый: ее мама — какая-то экономка. Пункт второй: она безотцовщина. Пункт третий: она черная, хотя на негритянку Либерти никогда не походила.

Однокашники не давали ей забыть, кто она и откуда.

Мистера Даймонда она видела редко, да и то издали. Мама сразу предупредила ее, что он не любит, когда дети крутятся под ногами, так что Либерти было велено пользоваться задней дверью и ни под каким видом не показываться хозяевам на глаза. Будучи ребенком любознательным, она все же нарушала запрет и иногда отваживалась войти на хозяйскую половину, но только если знала наверняка, что дома никого нет, поскольку, помимо мамы, были еще дворецкий, кухарка по имени Мей, прачка по имени Кэрсти и три горничных, следивших за порядком в доме и выполнявших всю тяжелую работу. Хорошо хоть маме не приходилось так корячиться.

Со временем Либерти обследовала каждый сантиметр большого и мрачного особняка, начиная с гигантской кухни, полной медных кастрюль и сковородок, висевших над двумя огромными гранитными плитами, и дорогого фарфора всех видов, хранившегося в специальных шкафах в кладовках. Еще одна кладовая использовалась для хранения всевозможных консервов, соусов, напитков — в количестве, достаточном, чтобы прокормить целую армию.

Следующим объектом ее исследований стала столовая, величественный зал с резной мебелью, хрустальными люстрами и огромным низким комодом с несметным количеством столового серебра. Подсвечники, блюда и столовые приборы хранились в обитых войлоком ящичках.

Немного погодя она отважилась подняться наверх и обследовать спальню мистера Даймонда, еще одну большую и мрачную комнату с двумя каминами и холодным деревянным полом. Посреди спальни стояла большущая кровать с балдахином. Она была застелена тончайшим льняным бельем и одеялами из тонкой шерсти.

В хозяйском шкафу — размером с целую комнату — в строгом порядке были развешаны костюмы. Одних сорочек, белых и хрустящих, было не меньше сотни. А еще свитера, туфли, ремни, галстуки. Количество вещей подавляло, здесь ты чувствовал себя, как в дорогом магазине. В ванной потрясало изобилие всяких лосьонов и средств для бритья, а еще каких-то лекарств, которые она трогать побоялась.

Годы шли, и всякий раз, как позволяла ситуация, Либерти бродила по старому дому. Иногда она садилась в обитой дубом библиотеке и листала старинные фолианты в кожаных переплетах — их у хозяина была целая куча. В другой раз могла сесть за рояль и попробовать что-то сыграть. Одним из любимых занятий было сочинение текстов песен, музыку к которым она непременно когда-нибудь напишет. Либерти с детства чувствовала призвание к музыке.

Как-то раз она решила полежать на хозяйской кровати — просто из любопытства. Она вытянулась и расслабила тело. Кровать была очень удобной и просторной, к тому же мягкой. Девочка натянула на себя пушистое одеяло и тут же уснула. Через час ее обнаружил сам мистер Даймонд.

— Какого дьявола ты тут делаешь? — вскричал он, тыкая ее в спину дорогой тростью с металлическим наконечником. — А ну, убирайся! — приказал он, пылая от гнева. — Вон из моей комнаты, маленькая мерзавка! Как ты посмела ко мне вторгнуться? Вон отсюда!

Двенадцатилетняя Либерти была бесстрашной девчонкой. За три года это была ее первая встреча с хозяином лицом к лицу. Она спрыгнула G? постели, показала ему язык и нахально выкрикнула:

— Так я тебя и испугалась, старый хрен! — и выбежала из комнаты.

Вечером мама, очень расстроенная, сказала, что мистер Даймонд не на шутку осерчал и будет лучше, если Либерти поживет какое-то время с тетей Аретой и сестренкой Синди.

— Тебе там будет веселее, — сказала мама, глядя в пол. — Это на время, потом я уговорю его разрешить тебе вернуться.

Можно подумать, что у нее был выбор!

— Класс! — ответила Либерти, с трудом сдерживая слезы, потому что на самом деле ничего классного в этом не было. Ей не хотелось никуда уезжать. — Ненавижу этот дом! — с вызовом произнесла она. — И пахнет здесь противно. И этого дядьку, на которого ты работаешь, тоже ненавижу. Он тоже противно пахнет. И вообще я все ненавижу!

— Надо подождать несколько месяцев, может, потом он снова разрешит тебе здесь жить, — проговорила мама, тоже глотая слезы. — На самом деле мистер Даймонд не такой плохой человек.

— Нет уж, спасибо! — ожесточенно огрызнулась дочь. И это было искренне.

Жизнь в Гарлеме с теткой и сестрой обернулась приятным сюрпризом. Они только недавно, после смерти отца Синди, перебрались в Нью-Йорк из Атланты. Тетя Арета, мамина сестра, была полной противоположностью Дайан. Толстая, пышущая энергией и весельем, Арета работала на бисквитной фабрике и, судя по всему, прекрасно себя там чувствовала, тем более что работникам разрешалось есть сколько влезет. Кто же станет отказываться от дармовых пирожных? Уж во всяком случае, не Арета.

Синди, на три года старше Либерти, встретила сестру с распростертыми объятиями. Они мгновенно подружились, и впервые Либерти ощутила, что у нее есть семья.

А лучше всего было то, что она вернулась в свою старую школу и рядом опять был Тони, повзрослевший и еще более привлекательный, чем прежде. Хуже было другое: у него уже имелась девушка, тощая белая девчонка с редкими соломенными волосами и щербинкой между передними зубами.

Либерти поделилась своим горем с Синди, и та, не моргнув глазом, объявила, что подружка — это не проблема и они с ней легко справятся. И вот на тринадцатилетие Либерти Синди помогла ей накраситься и выпрямить волосы, чтобы они не топорщились во все стороны непокорной гривой. После этого Либерти надела свою самую обтягивающую маечку и самые узкие джинсы, на ноги нацепила взятые у сестры босоножки на высоких каблуках, которые были великоваты, ну и что? И они вдвоем направились в боулинг, где Тони по вечерам подрабатывал.